что он их бросил. Другие одобряли его отъезд, считая его единственным способом спасения Франции от гражданской войны и от вторжения наших так называемых союзников, а большинство из них ждало только удобного момента, чтобы выступить против нас, и не осмелились бы пошевелиться, узнав, что Наполеон, вернувшись в свои владения, собирает там многочисленные полки. Я разделял вторую точку зрения, чья справедливость была вскоре доказана.

Глава XX

Сильные холода. — Вооружённый бандитизм. — Прибытие в Вильно. — Прохождение через Понари. — Отступление на санях. — Прибытие в Ковно. — Переправа через Вислу

Уезжая, император доверил командование остатками армии Мюрату. Но он в этих обстоятельствах оказался не способен выполнить поставленную перед ним задачу. Надо признать, впрочем, что задача эта была крайне трудна. Холод парализовал моральные и физические силы каждого. Повсюду царила полная неразбериха. Маршал Виктор отказался сменить 2-й корпус, находившийся в арьергарде от самой Березины, и маршалу Нею удалось с большим трудом убедить его сделать это. Каждое утро, покидая бивуаки, мы оставляли там массу трупов. Тогда я порадовался, что в сентябре заставил моих кавалеристов запастись одеждой из овечьих шкур: эта предосторожность спасла жизнь многим из них. То же самое касается провизии, которую мы приобрели в Борисове, без этого пришлось бы у голодных солдатских масс отнимать лошадиные трупы.

По этому поводу я бы сказал, что г-н де Сегюр преувеличивает, говоря, что якобы для удовлетворения чувства голода несчастные солдаты ели человечину[139].

По краям дороги валялось достаточно палых лошадей, чтобы солдатам приходилось думать о каннибализме. Кроме того, большой ошибкой было думать, будто в этих местностях совершенно отсутствовала провизия, потому что провизии не хватало только в местах, расположенных вдоль самой дороги. Дело в том, что окрестности дороги были опустошены уже тогда, когда армия шла на Москву. Но поскольку она в то время пронеслась как ураган и не удалялась от дороги в сторону, да к тому же с той поры урожай был уже убран, то местность пришла в себя после прежних реквизиций. Достаточно было отправиться на расстояние 1 или 2 лье от дороги, чтобы найти кое-что из продуктов. Правда, такие экспедиции могли себе позволить лишь части, ещё не лишившиеся организации, потому что иначе они рисковали быть захваченными казачьими отрядами, бродившими вокруг нас.

По этим причинам вместе со многими другими командирами полков я участвовал в организации вооружённых групп мародёров, которые всегда возвращались не только с хлебом и скотиной, но и с санями, нагруженными солониной, мукой и овсом, собранным в деревнях, откуда ещё не ушли крестьяне. Это доказывает, что, если бы герцог Бассано и генерал Хогендорп, которым император доверил в июне управление Литвой, честно выполняли свой долг в течение длительного периода, проведённого ими в Вильно, то они легко смогли бы организовать большие склады, но они занимались в основном снабжением города и совершенно не думали о войсках.

6 декабря холод усилился, термометр опустился почти до 30 градусов мороза, так что этот день был ещё тяжелее всех предыдущих, особенно для частей, не привыкших до сих пор к капризам здешнего климата. К числу таких частей относилась дивизия Грасьена, в которой насчитывалось 12 тысяч солдат. Она покинула Вильно 4 декабря и заняла своё место впереди нас. Внезапный переход от очень тёплых казарм к бивуаку при температуре 29.5 градуса мороза за 48 часов погубил почти всех этих несчастных! Суровый климат и холода в это время года оказали ещё более ужасное действие на 200 неаполитанских всадников из гвардии короля Мюрата. Они тоже повстречались нам после долгого пребывания в Вильно, и все они умерли после первой же ночи, проведённой ими на снегу!

Остававшиеся в армии немцы, итальянцы, испанцы и другие иностранцы, которых мы привели с собой в Россию, спасли свою жизнь способом, отвратительным для французов: они дезертировали, добирались до деревень, расположенных поблизости от дороги, и, греясь в домах, ждали прихода врага, а враг приходил зачастую лишь спустя несколько дней, потому что — и это удивительно — русские солдаты, привыкшие проводить зимы в своих хорошо натопленных жилищах, где всегда топится печка, оказались гораздо более чувствительны к холоду, чем солдаты, пришедшие из Европы. Поэтому армия нашего противника тоже испытывала большие потери, что и объясняет медленность, с какой они двигались за нами.

Мы не понимали, каким образом Кутузов и его генералы ограничивались тем, что шли за нами, имея очень небольшой авангард, вместо того чтобы обойти нас с флангов и отрезать нам всякий путь к отступлению, дойдя до голов наших колонн. Однако этот манёвр, способный полностью погубить нас, оказался для русских невозможным, потому что большинство их солдат погибали, так же как и наши, на дорогах и бивуаках, из-за холода, а он был столь силён, что можно было видеть пар, выходивший не только изо рта, но и из ушей и даже из глаз. Этот пар, контактируя с воздухом, падал нам на грудь, будто это были горсти просянных зёрен. Надо было часто останавливаться, чтобы освобождать лошадей от громадных ледышек, образовывавшихся от дыхания, замерзающего на уздечках.

Однако несколько тысяч казаков, привлечённых надеждой на возможность грабежа, ещё продолжали выносить холода, двигались по бокам от наших колонн и даже имели смелость атаковать эти колонны в тех местах, где они замечали фургоны. Но достаточно было нескольких выстрелов, чтобы их прогнать. Им порой легко удавалось сеять замешательство в наших рядах, не подвергая себя никакой опасности, поскольку из-за отсутствия упряжных лошадей нам пришлось побросать всю артиллерию. Казаки ставили на сани маленькие лёгкие пушки, из которых стреляли до того момента, пока, видя какой-нибудь отряд, двигающийся в их направлении, они не разбегались, гоня лошадей во весь опор. Такие набеги на самом деле приносили французам мало вреда, но были крайне неприятны из-за того, что постоянно повторялись. Казаки захватили и ограбили многих раненых и больных, некоторые захватили громадную добычу. Желание обогатиться навлекло на нас новых врагов, вышедших из рядов наших союзников. Это были поляки.

Маршал де Сакс (Мориц Саксонский), сын одного из польских королей, правильно сказал, что «поляки — самые большие воры в мире, они не будут уважать даже имущество своих отцов». Посудите сами, насколько поляки, бывшие в наших рядах, уважали имущество своих союзников. Во время переходов и на бивуаках они крали всё, что видели. Но поскольку другие их подозревали и отдельные мелкие кражи стеши очень затруднены, поляки решили работать по-крупному. Для этого