– Стрелять, товарищ старший лейтенант? Как нечего делать, успею их перестрелять до того, как эти олухи опомнятся и начнут прятаться. Я в бою их брата видел. Лохи полные, соображают медленнее пьяной коровы…

Пока командир взвода смотрел в бинокль и соответственно не смотрел себе за спину, оказывается, уже прибежал Коноваленко и, взобравшись на камень, встал на одно колено, прильнув к ночному прицелу.

Самоцветов, несколько секунд подумав, отрицательно покачал головой.

– Спасибо, Витя, знаю, что перестреляешь. Но это теперь уже ни к чему. Теперь мы знаем, что банда неподалеку, если эти орлы так быстро прискакали. Пока мы преодолевали сто метров, они вернулись. А мы тоже шли не медленно. Значит, до основной их группы меньше ста метров. Пусть идут. Лучше по их следу двинемся. Пусть путь показывают. Хотя я сигаретный дым плохо переношу, но придется терпеть и подстраиваться.

Говорил Самоцветов медленно, на ходу обдумывая ситуацию.

Бандиты тем временем, что-то обсудив, энергично замахали руками с фонарями, видимо, ругаясь на подрывников, осмотрелись и двинулись в обратный путь – в лес. Они быстро скрылись среди деревьев. Если не спрятались на опушке для наблюдения, то ничего увидеть за спиной не могли. Но причины прятаться у них отчетливо не имелось.

– Коноваленко!..

Снайпер понял свою задачу раньше, чем спросил командир взвода.

– Ушли. Наблюдателя не выставили.

– Догоняем, – прозвучала команда. – Фонари – «лунный свет»…

Старший лейтенант специально дожидался момента, когда бандиты, убедившись, что их подрывники стали жертвами собственной неосторожности, удалятся. Догадаться о том, что проявить эту неосторожность им помогла прилетевшая со стороны пуля, они, естественно, не могли. Здесь требовалось проводить экспертизу, а для нее необходимо найти простреленную руку, которую могло вообще разнести в клочья, поскольку рука вплотную прижималась к взрывному устройству и взрывателю. Поэтому они решили, что взрыв – случайность, и ушли. А расстреливать бандитов Самоцветов не пожелал вовсе не из гуманистических соображений. Гораздо лучше будет, если эти четверо вернутся к банде и успокоят остальных, иначе остальные будут насторожены. А нападать на настороженного противника всегда труднее, чем на расслабленного и не ждущего атаки. Есть большой риск дать возможность бандитам занять защищенную позицию, которую в горах или найти, или организовать не сложно. А нападать на бандитов придется уже вскоре. Желательно до прохода мимо погранзаставы и далеко до этого прохода, чтобы звуков боя слышно не было.

Оставшиеся полкилометра до места взрыва группа преодолела бегом и не выключая фонарей. На этой дистанции дважды останавливался, подстраховывая товарищей, снайпер взвода Коноваленко, готовый послать пулю в любого наблюдателя. Но из леса за ними никто не следил. По крайней мере, Коноваленко никого не обнаружил. И снайпер после выполнения своей последней работы догнал группу уже около места взрыва, когда спецназовцы рассматривали крупную яму глубиной в полметра и шириной около метра.

– Судя по яме, граммов триста тротила закладывали, – со знанием дела сказал взводный сапер ефрейтор Неустроев. Он сам умел делать хорошие взрывные устройства и знал, какой заряд к какому результату приведет. – Если были поражающие элементы и если бы мы прозевали мину, могло бы больше половины состава «накрыть». Мало бы никому не показалось. Тем более здесь и каменная стена рядом. Много рикошетов было бы. Повезло нам, товарищ старший лейтенант, с Коноваленко. Он увидел…

Борис Анатольевич стоял и смотрел на яму со своим обычным непроницаемым выражением лица и только сказал:

– Меня сейчас другой вопрос волнует. На всем пути следования они выставляют взрывные устройства, «сажают картошку». Это что может значить? Значит, больше этой дорогой они пользоваться не собираются? Но у них же много людей там осталось, у эмира. Они же как-то должны были возвращаться? Есть у кого какие соображения?

– Эти слышали за спиной звуки нашего боя, товарищ старший лейтенант, – предположил младший сержант Кудеяров. – Во-первых, уверены, что эмира Дагирова вместе с частью сванов «придавили» и уже не выпустят, во-вторых, опасаются преследования. Или намерены потом пройти и все, что выставили, снять. Когда им новую партию рабов предложат.

– Возможно. Хотя понять хотелось бы точно, чтобы в пустяке не проколоться. Коноваленко, держись рядом со мной. Ищем тропу…

– А что ее искать, она здесь, под носом – почти протоптана, товарищ старший лейтенант, – пулеметчик ефрейтор Соболев, не имея тактического фонаря, посветил себе маленьким светодиодным фонариком. – Здесь же не камни. Большая группа прошла, травы притоптали плотно, до весны видно будет.

– Значит, надо спешить, – решил Самоцветов. – Вдруг к утру потеплеет. Трава может выпрямиться. Здесь не вечная мерзлота, и весну здесь не ждут, как у нас. За мной! Коноваленко, контролируй пространство. Фонарями не пользоваться. Бандиты где-то рядом…

* * *

Теперь уже бегом преодолели только первые пятьдесят метров, а дальше уже передвигались медленно и с повышенной осторожностью. Более того, теперь уже даже шли не колонной, а развернулись в цепь, чтобы охватывать как можно большее пространство. Старший лейтенант дал такую команду уже через тридцать метров пути по тропе. Конечно, идти здесь было сложнее, чем на открытом месте. Там не было так темно, как в ночном лесу. Да и продвигались ввиду близости противника предельно осторожно. Кроме того, сильно мешали передвижению густые заросли малинника. Колючки норовили прорвать одежду и словно бы намеренно не желали дать возможности спецназу пройти быстрее. Однако Самоцветов помнил, что, согласно имеющейся у него карте эмира, лес этот скоро кончится, дальше пойдет двухкилометровый участок пути по горному склону, а потом снова тропа уйдет в лес. Уже в большой, который закончится неподалеку от пограничной заставы.

Прикидывая разные варианты, Борис Анатольевич выбрал лучший и решил, что нужно все же атаковать бандитов до того, как будет пройдена застава, потому что после заставы велика возможность появления неподалеку пограничных нарядов. Конечно, как серьезную боевую составляющую пограничные наряды грузинской погранслужбы рассматривать сложно. Они, как говорили, и подготовку имеют не слишком качественную, и экипированы совсем не так, как российские пограничники, и даже не так, как спецназ ГРУ, и боевого духа в них нет. Собственной школы с богатыми традициями грузинские пограничники не имеют. Раньше пограничники двух стран более-менее дружественно друг к другу относились, все-таки командование грузинских погранвойск когда-то служило в погранвойсках СССР, оканчивало те же российские училища погранвойск. И старались не смешивать международную политическую жизнь с жизнью соседской. Постоянно происходил обмен информацией, время от времени осуществлялись очные встречи. Пограничные наряды, встречаясь по разные стороны границы, останавливались для простого бытового обмена новостями. Все изменилось после «пятидневной войны». Массированные удары российских войск были, безусловно, вынужденными и даже ответными, тем не менее отношения испортили. Прекратились встречи командования погранотрядов и погранзастав. И только простые пограничники, увидев по другую сторону границы коллег, махали друг другу приветственно руками. Положение было непонятным сторонам и неустойчивым. И старшему лейтенанту в его положении просто не хотелось вступать в боевое столкновение с грузинскими пограничниками, потому что это уже было бы рассмотрено в самом деле как вторжение регулярной российской армии на грузинскую территорию и нарушило бы сложное равновесие приграничной жизни. И такой трактовки событий – о вторжении регулярной армии в Грузию – Самоцветову хотелось избежать. И потому, проводя свою группу через лес, старший лейтенант невольно ускорял шаги и сам этого не замечал. Бандитов требовалось догнать как можно быстрее…