– Рок-группа? – переспросил Гвоздь, снимая Полосатика с колен.

– Ага. Хорошая группа. Душевные песни поют. Молодняк дохнет по ней.

– «Бархан»?

– Ага.

– Слушай, ты, полудурочный, – Гвоздь встал и подошел к сидящему в кресле Матросу, наклонился над ним. – Ты в шоумены решил переквалифицироваться? Я тебя отпущу. Через морг.

– Да я ничего, Гвоздь, просто братва просила…

– Где «порошок»? Где мальчишка? Я тебе такой концерт устрою, поганец!

Матрос побледнел.

– Когда будет товар?

– Мы ищем. Ты же знаешь.

– Быстрее ищите. У тебя десятки уродов под ружьем. Они что, только и умеют, что мышцы качать и пиво немецкое в банях жрать?! Ты знаешь, какой день сегодня?

– Вторник?

– А ты знаешь, сколько нам времени осталось до передачи товара?

– Немного.

– А ты знаешь, что до этого времени мы нигде столько «порошка» на замену не найдем?

– Но мы же не виноваты. Можно все стрелки на азеров перевести. Они товар не доставили.

– Умно-то как… Матрос, твоя вина во всем. Ты мастера убил. Тебе отвечать. А как отвечают у меня – ты знаешь.

– Но…

– Трудись. Землю носом рой, как крот! В горло вцепляйся! Но чтобы «порошок» был!

Матрос напряженно думал. Выбить деньги у несговорчивых фраеров, провернуть лихое дело – тут у него шарики в голове крутятся. Но как найти человека в Апрельске? Лезть в каждый подвал и квартиру? А если двинул Сева в областной центр, сюда, чтобы раствориться среди полутора миллионов человек? Ехать-то недалеко, пятнадцать километров. Или подался в дальние края? Да и при нем ли записная книжка? Есть ли еще способ найти эту Серафиму, о которой ровным счетом ничего не известно.

– Осторожнее! – прикрикнул Киборг. – Еще одну тачку хочешь расколотить?

– Плевать, – зло кинул Матрос, сбрасывая скорость.

– И нас убьешь.

– Тоже плевать. Все равно нас Гвоздь порешит.

– Думаешь?

– Или мы его…

– Да ты чего?

– А ты не видишь, что с ним? Он же никогда голоса не повышал, даже когда с грузинами в зоне на Дальнем Востоке крутой разбор шел. Они горячились, финарями трясли, а у Гвоздя ни один мускул не дрогнул. Где теперь они, те смельчаки? Гвоздь – это кобра ядовитая. Ты его плохо знаешь.

– Ладно тебе тоску наводить, – скривился Киборг, сжимая пудовый кулачище, одним ударом которого мог бы уложить трех Гвоздей.

– Я не навожу. Она сама идет, тоска.

– Гвоздь прав – искать надо.

– А мы не искали?

Матрос размножил фотографии Севы и Гулиева, снял с точек людей и послал на поиски, перекрыл автостанции, вокзалы, аэропорт. В лучших традициях вестернов пообещал за них награду. Подключил сыскарей из «Брасса» – там работало несколько бывших ментов, которые толк в этом деле знали.

Обшарили весь Апрельск. Додумался он и до того, чтобы дать объявление в газету: «Серафима, позвони Бакиру», – и оставил подставной номер. Без толку.

– Пойду, сигарет куплю.

Матрос остановился на пятачке перед «Универсамом». Магазин был давно закрыт, но старушки перед ним торговали сигаретами. Матрос вернулся в машину с пачкой «Явы» – импортные сигареты он принципиально не признавал.

– Будешь? – он протянул Киборгу пачку.

– Такую дрянь не курю.

– Ну и дурак.

Матрос резко разорвал пачку, вытащил неудачно, смяв, одну сигарету, выбросил в открытую дверцу. Вторую сигарету засунул в рот и начал зажигать спички. Они ломались, руки у Матроса дрожали все сильнее.

– Сучара… Вот сучара…

Он отбросил в порыве ярости коробок.

– Не мучайся, – Киборг протянул зажигалку «Ронсон».

Матрос щелкнул, появился язычок пламени. Прикурил. Яростно бросил зажигалку на асфальт, так, что она разлетелась на две части.

– Ты что делаешь? – с некоторой обидой произнес Киборг. – Вещь дорогая.

– Хер с ней!

– Спокойно, Матрос, – рассудительно произнес Киборг, которого тяжело пронять чем бы то ни было. Он обладал флегматичным темпераментом и не привык рвать на груди тельняшку, как его приятель. – Не буйствуй. Лучше думай, как выкручиваться.

– Как думать-то?

– Как? Головой своей думать. Башкой.

– Башкой? – Матрос хлопнул ладонью по сиденью. – А что, Киборг, может, ты и прав. Башка. Как же я забыл?

Позавчера Башке исполнилось пятьдесят. Дата круглая. Но не было ни ломящегося от яств стола, ни славящих юбиляра тостов и богатых подарков. Он был непривычен к подобной торжественности и чувствовал бы себя в такой обстановке не слишком-то уютно.

Кличку Башка Сергей Александрович Карасев получил из-за своей большой головы. Впрочем, не она была важна в его работе, а чувствительные и ловкие пальцы. Он был карманником-асом. «Купцом пропалых вещей», как их в старые времена называли на Руси.

В принципе, работа карманника дурная, ею может заниматься кто угодно. Любой дурак, морально созревший для того, чтобы зарабатывать на кражах, способен протолкнуться в троллейбусе к зазевавшемуся гражданину или гражданке и запустить им в карман руку. Но весь фокус заключается в том, что на одном кармане много не возьмешь. Чтобы хорошо жить, надо воровать постоянно. И вот тут лопух, отчаявшийся на такой шаг, попадется на третьей или четвертой краже и не раз, сидя за колючей проволокой, подумает о том, как был не прав, ступив на эту стезю без достаточного образования и без заботы чутких наставников.

Другое дело карманник-профессионал. Он выходит на работу ежедневно. Он уверен в себе. Он знает, как определить в толпе денежного человека, как лучше притереться к нему, как выявить затесавшегося мента. Его пальцы тонки и чувствительны. Чаще всего он работает в какой-то избранной им, более близкой душе манере, имеет определенную специализацию. «Щипачи» выдергивают из карманов и сумок сограждан кошельки, «писаки» (или «технари») – режут их писками (заточенными пятаками) или бритвами с той же целью. «Трясуны» ловким движением незаметно выбивают кошельки. «Кроты» промышляют исключительно в метро, а «магазинщики» – в магазинах. Есть еще множество специализаций. Истинные профи срывают в день один карман и затаиваются в логове, чтобы на следующий день выйти на промысел. Они воруют, воруют и воруют.

После каждого удачного дельца Башка, работавший преимущественно на рынках и иногда заглядывавший в магазины, делал на шкафу зарубку, как Робинзон Крузо – только последний отмечал черточками на столбе не лихие дела, а дни своего пребывания на необитаемом острове. Однажды за период между отсидками Башка всего несколько зарубок не добрал до полутора тысяч.