И все время, пока длился поцелуй, умелые руки Говарда, освободив Кристину от остатков одежды, ласкали ее грудь, дразня до боли отвердевшие соски и заставляя гореть огнем желания все тело.

Однако, почувствовав, что она еще не до конца решилась, Говард перекатился на спину и, взяв ее руку, повел по своему телу, побуждая Кристину совершить собственные интимные открытия.

— Как насчет того, чтобы попытаться достичь десяти?

— Не слишком ли много амбиций для первого раза?

— Поверь мне, в этом я настоящий бог.

— В таком случае, делай со мной что хочешь!

В последний момент подавив желание войти в нее немедленно, Говард пристально вгляделся в лицо Кристины, как бы отыскивая на нем остатки нерешительности, — хотя один Бог знает, что бы он стал делать, если бы она вдруг передумала… Ему, наверное, никогда не забыть этого негромкого потрясенного возгласа и удивленного выражения на ее влажном от пота, раскрасневшемся лице.

Слишком поглощенная новыми, крайне важными для любой женщины впечатлениями, Кристина не сразу заметила, что Говард вдруг замер в неподвижности.

— Что-нибудь не так?

— Нет, все в порядке.

Ее взгляд скользнул к тому месту, где их тела соединились воедино. И она вновь ощутила прокатившуюся по всему телу горячую волну наслаждения.

— Ты не представляешь, как я рада, что это ты!

— Я рад этому не меньше тебя.

Но Кристина, полностью поглощенная необычными для нее ощущениями этого движения внутри себя, не расслышала его хриплого ответа.

— Ну что, каков будет приговор? — спросил Говард позднее.

Перевернувшись на живот, Кристина приподнялась на локтях и скользнула взглядом по лежащему рядом с ней обнаженному мужчине. В этом было что-то порочное и притягательное одновременно — иметь возможность разглядывать и касаться его в любое мгновение…

— В некотором роде это было не так уж плохо, — протянула она.

— А в другом роде?

Улыбнувшись, Кристина обвела пальцем твердый как камешек мужской сосок.

— Небесное благословение.

— Вот это уже лучше.

Не слишком уверенная в себе, Кристина решила позволить ему все, чего он только ни попросит, и мысль о том, как Говард может воспользоваться этим разрешением, заставила ее зябко поежиться.

— Заниматься любовью можно множеством разных способов, мы с тобой только начали.

— Но если впереди так много захватывающего, то почему мы лежим без дела?

— Думаешь, что готова продолжить? — спросил Говард, кладя руку ей на талию и медленно ведя ее вниз, к ягодицам.

Посопротивлявшись для виду, она вскоре оказалась верхом на нем и, прижавшись крепче, почувствовала, что он далеко не исчерпал свои возможности.

— В твои годы пора уже себя поберечь, — поддразнила его Кристина.

— О Господи, мне тебя все еще мало! — простонал он, захватывая губами розовый твердый сосок.

— Так в чем же дело, я в твоем распоряжении, — призывно улыбнулась она.

Улыбка еще не исчезла с ее лица, когда дверь спальни неожиданно распахнулась. Испуганно ойкнув, Кристина нырнула под простыню. Последнее, что она видела, было багрово-красное от ярости лицо отца.

— Чем, черт побери, вы здесь занимаетесь?

С совершенно невозмутимым видом Говард закинул руки за голову.

— Именно тем, на что это похоже, — ответил он.

Лицо Огастеса побагровело сильнее, а с губ сорвался невнятный возглас.

— Мало того, что ты живешь в моем доме, так ты еще спишь с моей дочерью! — наконец прохрипел он.

— Ты просто ханжа и лицемер! — выкрикнула Кристина из своего укрытия.

— Помолчи, — попросил ее Говард и обратился к старику: — Между прочим, в чем-то она права, Огастес, ведь это была ваша идея.

Бросив на него полный ненависти взгляд, тот уставился на высунувшуюся из-под простыни дочь.

— Я все знаю! Ты совсем не беременна?

Кристина обдумала ответ в свете последних событий.

— Сейчас об этом говорить слишком рано, — честно призналась она и, почувствовав, как напрягся лежащий рядом с ней Говард, обернулась к нему. — Но это маловероятно.

Однако ее последняя фраза не оказала на него успокаивающего воздействия, он выглядел совершенно ошарашенным. Что же будет с Говардом, если через несколько недель окажется, что я ошиблась? — подумала Кристина.

— Насколько я понимаю, ты поступил так из соображений мести?

Отцовское обвинение заставило ее похолодеть. Без сомнения, Говард сейчас с презрением опровергнет это нелепое предположение.

— Нет, из соображений удовольствия, — ответил он. — Однако вы правы в том, что я не люблю, когда мной пытаются манипулировать.

Огастес чувствовал, что выставляет себя дураком. И дело было вовсе не в моральном облике его дочери. Магната тревожило то, что Говард сумел взять верх в его же собственной игре, а он относился к людям, расценивающим ситуацию с точки зрения победы или поражения, и совершенно не умеющим проигрывать с достоинством.

— Меня не удивит, если ты с самого начала знал о том, что она не беременна… и помалкивал только потому, что прикидывал, что с этого можешь получить. Ты злоупотребил моим доверием! — закончил Огастес драматическим тоном.

— Ваше доверие? Да бросьте! Вы никому не доверяете и никогда не доверяли.

На взгляд Кристины, это было не такой уж плохой привычкой. Не то что она — бросилась в эту авантюру очертя голову, даже не подумав о возможных последствиях…

— Не хочешь ли ты сказать, что действовал спонтанно! — фыркнул Огастес.

Настолько спонтанно, что впервые в жизни не предохранялся, подумал Говард. Хотя, кого он пытается обмануть? Его действиям нет ни малейшего извинения, тем более разумного.

Взглянув на Кристину, он заметил темные круги под ее глазами как от недосыпания. От такой вынужденной бессонницы обычно страдают молодые родители… Черт возьми, она так молода и как это эгоистично с его стороны! Острое ощущение вины заставило Говарда отвернуться.

— Все ясно, узнав, что Кристина не беременна и, следовательно, не может помочь тебе прибрать к рукам холдинг, ты решил влезть ко мне в родню и получить доступ к моим деньгам через постель, — продолжал неистовствовать Огастес. — Да я лучше пущу все к черту, чем передам контроль над холдингом тебе, Рэмфорд!

— В Сити ходят слухи, что он и так на полпути туда.

Цвет лица отца начал внушать Кристине тревогу.

— И я догадываюсь, откуда пошли эти слухи!

— Не говорите глупостей, Огастес. В это идиотское положение мы попали только из-за вашего стремления распоряжаться всем и всеми. Теперь остается только извлечь из ситуации все, что только можно. Одного, во всяком случае, вы добились: мать счастлива.