Мария стояла в оцепенении, словно слишком быстро и слишком долго вращалась, как юла. Остальные слушатели чувствовали себя, видимо, так же: они растерянно смотрели вперед, качали головами, терли глаза, как будто только что проснулись. Потом раздались аплодисменты и крики «Браво!»

– Я была рядом, когда она сочинила это стихотворение. Это случилось посреди ночи! – закричала Пандора на ухо Марии. Ее щеки раскраснелись. – Семь лет – это то время, пока Шерлейн была матерью. Ад над ней – это верховенство католической церкви. А порт, соответственно, – небо, игра слов, ты поняла? Для чувственного желания богини, раковина которой…

Мария нервно отмахнулась. Теперь она ощущала то же, что и Пандора в музее: ей не нужны были объяснения. Она всего лишь хотела… почувствовать. И ей было все равно, что чтения проходили на какой-то свалке, – контраст между отвратительным окружением и красотой слов Шерлейн казался дополнительной изюминкой.

Однако Мария хотела большего. Больше этого незнакомого эликсира, который на короткое время заставил Марию забыть о собственной проблеме.

Франко оказался в тот вечер недалеко от складов совершенно случайно. Позже он мог говорить о вмешательстве богов, о высших силах и предначертании. Но то было лишь случайное совпадение.

О поэтических чтениях он ничего не знал. Никто из его людей ничего не знал об этом, потому что никто не получил разрешения у начальника складов и никто официально этот склад не сдавал в аренду. Это помещение принадлежало семье де Лукка, как и десяток других в грузовом порту Нью-Йорка. Но, в отличие от других, этот склад не использовался ни для хранения импортированного вина, прежде чем то попадет в итальянские рестораны города, ни для других, темных делишек. Он уже долгое время пустовал. По крайней мере, так думал Франко.

Он как раз хотел переговорить с владельцем склада по соседству и договориться о цене, когда из этого помещения донесся странный шум.

Охранник Франко мрачно предположил, что туда могли забраться бездомные или пьяницы, и побежал за подмогой. Франко, хозяин соседнего склада и трое охранников, вооружившись дубинками, хотели ворваться через заднюю дверь, как вдруг изнутри послышался хриплый женский голос:

Франко озадаченно взглянул на своих людей и подал им знак оставаться снаружи. Стихи? Здесь?

Он один погрузился внутрь темноты склада, откуда доносились пряные слова поэзии:

Чем ближе он подходил, тем больше увлекали его стихи. Он разбирал не все слова, но понимал, что речь шла о любви. О сильной, искренней любви, которую может испытывать один человек к другому, за которую готов отдать жизнь.

Любовь сможет пережить любую тьму… Франко торопливо вытер пот со лба. Голова немного кружилась. Он не знал, от жары или спертого воздуха.

Он не замечал странных людей, которые с бокалами вина в руках стояли в его складе, и не думал о людях, которые за дверью ждали его сигнала. Он слышал лишь серебро прокуренного голоса:

В тот же миг раздался шквал аплодисментов.

– Браво!

– Грандиозно!

– We love you![6]

Франко тоже хлопал, пока ладони не начали гореть. Слова поэтессы пробудили в его душе то, что, как он считал, давно уже окаменело. И даже если бы Франко захотел, он просто не мог противиться непонятному чувству в груди.

А потом он заметил ее.

В каких-то десяти метрах от него стояла незнакомка, о которой он постоянно думал в последнее время. С тех пор как увидел ее впервые в траттории Джузеппе Бруни, он не мог выбросить ее из головы. Ее красота, ее грация… Франко уже тысячу раз пожалел, что сразу не заговорил с ней тогда.

И вот теперь он повстречался с ней именно здесь!

Как и в прошлый раз, рядом с ней стояла танцовщица с красным шарфом.

Франко, словно лунатик, подошел к незнакомке.

Ее щеки порозовели, как после долгого здорового сна. В ее глазах блестели слезы. Она выглядела такой ранимой! Гул голосов и крики «Браво!» теперь отдавались в ушах Франко не громче жужжания комара. Она же его даже не замечала и дико жестикулировала, показывая в сторону поэтессы. В следующую секунду незнакомка сделала шаг в сторону и наступила ему прямо на ногу.

– Ой! – хихикнула она, повернувшись. – Прошу прощения, я не хотела…

Ее веки нервно затрепетали, когда их взгляды встретились. Она удивленно и почти испуганно прикрыла ладонью рот.

Их лица были всего в десяти сантиметрах друг от друга. Вблизи девушка оказалась еще красивее. Не такой молодой, как предполагал Франко. Однако глаза ее показались глубже любого горного озера и искреннее всех объятий.

Она все еще зажимала рукой рот и удивленно смотрела на него.

Франко взял ее руку, словно ведомый неизвестными силами, и провел ею по своим губам с благоговейной медлительностью. Поцеловал сначала мизинец, потом следующий палец, затем еще один. Франко остановился, лишь когда поцеловал ладонь, и отпустил ее руку.

– Ничего ведь не произошло, – пробормотал он, покривив душой.

– Почему ты не хочешь признать, что этого вовсе не должно быть, дорогая? – Рут нахмурилась, оторвавшись от блокнота. – В летние месяцы невозможно найти работу, об этом знает каждый. И то, что ты сбиваешься с ног в ее поисках, ничего не меняет.

Ванда наблюдала, как Рут одну за другой раскладывает карточки с именами и фамилиями на большой лист бумаги.

– А что должно измениться осенью? Неужели мои вечные провалы зависят от погоды?!

Все утро Ванда судорожно пыталась изображать деловитость, но все же к обеду зашла в столовую к Рут. Мария куда-то уехала, Гарольд сидел в своем банке, а идти за покупками не хотелось. Что же ей еще оставалось? Она спросила у матери не столько из интереса, сколько провоцируя, что та думает о ее идее устроиться представителем посольства в другой стране. Ответ был негативный. Мать объяснила: посольства выставляют все вакансии обычно в начале года, а не в середине.

Рут наконец-то удовлетворила схема разложенных на бумаге карточек, и она улыбнулась дочери.

– Почему бы тебе немного не помочь мне с подготовкой праздника в честь Марии? Мария бы этому наверняка обрадовалась.

Ванда скривилась.