Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова раздавались из коридора эти неясные шаркающие звуки, словно там действительно топталось стадо слоников.
– Эй! Кто там?! – спросил Костя, беря дробовик на всякий случай за ствол.
Наступила недолгая тишина, а потом в двери появилось виноватое лицо старухи, которую, оказывается, звали Анастасией.
– Проснулся, касатик, ну и молодец…
– Давно я сплю? – спросил Костя, потягиваясь.
– Да, поди, часа три.
Костя встрепенулся. Три часа в его положении – это чрезвычайно много. Я еще даже до Красной площади не добрался, с тревогой подумал он и встал.
– А я тебе на дорогу «преснушек» напекла. – Старуха вошла на кухню.
Одета она была непривычно ярко – в платье, которое когда-то было выходным, а теперь хотя и вышло из моды, но сохранило яркие краски. Вслед за ней появился не менее древний и ветхий Захарыч – в галстуке, в костюме-тройке, сухонький, с пигментными пятнами на лысом черепе, но живой и подвижный, как фокстерьер.
– Здрасте… – сказал он, смешно пропуская звук «с» через передние зубы.
– Здравствуйте, – поздоровался Костя.
Галстук на старике был интеллигентный, красно-синий, в полоску.
– Мы здесь заспорили… – сказал Захарыч, – вы из людей будете?..
Костя вначале хмыкнул, мол, что за намеки? А потом ему стало стыдно перед пожилыми людьми. Мало ли какие у них соображения на этот счет и имеют ли они вообще понятие, что происходит в мире? Он ответил вежливо, хотя и с долей возмущения:
– Конечно из людей!
В его представлении было так: раз это территория Москвы, его родины, то и ходить здесь могли только свои – земляне. Но, может быть, Захарыч имеет в виду что-то другое?
– Я же тебе говорила! – упрекнула Захарыча старуха и любовно посмотрела на него.
Да они из-за меня ссорятся, сообразил Костя.
– Разрешите представиться, – Захарыч аккуратно и нежно обошел старуху и протянул легкую как пушинка руку. – Веселов Захар Захарович, преподаватель Военно-космической академии имени Гагарина.
– Бывший… – с укоризной поправила его старуха и поджала накрашенные губы.
Глаза у нее тоже были накрашены по традициям прошлого века – аж до углов глаз. Ай да старуха, восхитился Костя.
– К сожалению, действительно бывший, – согласился Захарыч, и в голосе его прозвучало великое мужское терпение.
Боже мой, подумал Костя, неужели они влюблены друг в друга? Не может быть! Неужели и я смогу влюбляться в их возрасте?! Это маленькое открытие поразило его так, что он не сразу ответил на вопрос старухи: возьмет ли он «преснушки»?
– Возьму, – ответил он наконец.
– Ну и молодец, касатик, – обрадовалась Анастасия и, гордо покосившись на Захарыча, сунула в карман «титана» теплый еще пакет. – Захарыч тебя проведет безопасными местами.
– Конечно проведу, – засуетился Захарыч. – Я здесь все окрест знаю. Я здесь родился в…
– Никого не интересует, когда ты родился! – перебила его Анастасия. – Молодой человек опаздывает! Лучше скажи, что ты придумал.
– Все очень просто, – торжествуя, объяснил Захарыч, – мы пройдем дорогами моего детства – подвалами домов. Я там каждую дырку в заборе знаю.
– А где не пройдем, там проползем, – язвительно прокомментировала старуха.
– Где не пройдем, там проползем, – терпеливо согласился Захарыч, и Косте показалось, что он подмигнул ему.
Костя с сомнением посмотрел на него, но так, чтобы не обидеть старика. Был Захарыч тонкокостен и легок как пушинка, и походка у него была соответствующей, словно старика мог унести любой чих. К тому же он опирался на палку. Как бы мне не пришлось его тащить, усомнился Костя, но лишь на мгновение.
– Ты не смотри, что он доходяжный, – объяснила Анастасия. – Он еще способен мешок сахара уволочь и по пять раз на дню в магазин сбегать.
Захарыч довольно засмеялся, обнажая крепкие ровные зубы:
– Способен-способен. Я еще и не на то способен.
– Ну хватит тебе, старик! – оборвала его Анастасия. – Хватит болтать лишнее. Видишь, человек при исполнении. Давай собирайся в дорогу! – И толкнула его в грудь.
– А я чего? – удивился Захарыч, отступая на шаг. – Я, как воин, всегда готов. – Он по-молодец ки ударил палкой в пол и повесил ее за ручку на металлическое ограждение плиты. – Не возьму! – заявил он гордо.
– Возьми, Захарыч, – посоветовала Анастасия и съехидничала: – Вдруг от этих самых выродков отбиваться придется?
– Не возьму. Нас двое будет! – заупрямился Захарыч.
Захарыч нравился Косте все больше. Он незаметно подмигнул старухе: мол, все будет нормально, присмотрю я за ним. И они пошли к выходу на улицу. В коридоре горел свет. По пути старуха сунула ему в руки бутылку с водой.
– Не надо мне, – сказал Костя. – У меня все есть. – И похлопал себя по боку.
Захарыч с упреком произнес:
– Дорогая, я же тебе говорил, что у сталкеров должен быть такой специальный хабар, который источает еду и питье. А ты мне не верила. Поэтому она и напекла тебе «преснушек».
– За «преснушки» большое спасибо, а питье у меня есть, – объяснил Костя. – Лишнее носить не положено.
– Ну, раз не положено… – не без сожаления согласилась Анастасия, – то не положено. – И спрятала бутылку с водой за спину.
Захарыч уже стоял на лестничной площадке и глядел на Костю так, как глядят на собравшегося в дальнюю дорогу человека, а на этой дороге столько опасностей, что, честно говоря, лучше бы он никуда не ходил.
– Счастливой дороги! – Старуха вышла на лестничную площадку и помахала им вслед костлявой рукой. – Будьте осторожны!
– Будем-будем, – пообещал Захарыч, спускаясь на этаж ниже и покрякивая при каждом шаге.
– А тебя жду не позднее чем к обеду! – предупредила Анастасия.
Костя понял, что, несмотря на все выпады, старуха волнуется за Захарыча.
– Приду-приду… – пообещал Захарыч, переступая через ступени, как большая механическая кукла, то есть вначале на пятку, а потом на носок.
Оказалось, что черный ход был в подвале.
– Я его специально открыл, чтобы незаметно бегать в магазин, – хвастливо сказал Захарыч. – Я предусмотрительной.
– Я помню, – согласился Костя, – вы же преподаватель.
Костю так и подмывало спросить, но он стеснялся. Наконец не выдержал:
– А почему… – он посмотрел на Захарыч, который ковылял рядом, – почему вы до сих пор живы?
– Как почему?.. – удивился Захарыч и остановился.
– Все вокруг погибли, а вы остались…
– А-а-а… ты об этом! Потому что старые. Старые ведь никому не нужны.