Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он будет рыцарем, как его отец.
Томас рассмеялся:
– Мы убиваем рыцарей. Их доспехи не настолько прочны, чтобы устоять против английских стрел.
Жанетта содрогнулась:
– О чем ты молишься, англичанин? О прощении?
Томас улыбнулся:
– Я возношу благодарность, мадам, за то, что мы шесть дней скакали по вражеской стране и не потеряли ни одного человека.
Он поднялся с колен и указал на красивую серебряную шкатулку на алтаре. Это была рака с маленьким хрустальным окошком, оправленным каплями цветного стекла. Томас заглянул в окошко и увидел маленький черный комочек плоти примерно с мужской большой палец.
– Что это? – спросил он.
– Язык святого Ренана, – вызывающе ответила Жанетта. – Когда вы вошли в город, его украли, но Господь проявил свою доброту, вор на следующий день умер, а реликвия вернулась на место.
– Господь действительно добр, – сухо заметил Томас. – А кто этот святой Ренан?
– Великий проповедник, изгнавший из наших поместий нэнов и гориков. Они все еще живут в диких лесах, но молитвы святого Ренана отпугивают их.
– Нэнов и гориков? – переспросил Томас.
– Это духи, – объяснила она. – Злые духи. Когда-то они заполонили все эти земли, и я каждый день молюсь святому, чтобы он изгнал эллекин, как раньше изгнал нэнов. Ты знаешь, что такое эллекин?
– Это мы, – с гордостью ответил Томас.
Жанетта поморщилась от его тона.
– Эллекин, – сказала она холодно, – это мертвецы, у которых нет души. Мертвецы, которые вели такую порочную жизнь, что дьявол возлюбил их и избавил от мук ада, он дает им своих коней и напускает на живущих. – Она подняла его черный лук и указала на серебряную пластинку. – У тебя даже на луке образ дьявола.
– Это йейл, – сказал Томас.
– Это дьявол, – возразила Жанетта и запустила в него луком.
Томас поймал его. Он был слишком молод, чтобы не порисоваться, поэтому небрежным движением, будто не прилагая никаких усилий, натянул на него тетиву.
– Вы молитесь святому Ренану, а я помолюсь святому Гинфорту, – сказал он. – Посмотрим, чей святой сильнее.
– Гинфорту? Никогда о нем не слышала.
– Он жил в Лионне.
– Ты молишься французскому святому? – удивилась Жанетта.
– Все время, – сказал Томас, потрогав засушенную собачью лапу у себя на груди.
Больше он ничего не рассказал графине об этом святом, любимце его отца, который в свои лучшие мгновения смеялся над этой историей.
Гинфорт был псом и, насколько знал отец Томаса, единственным животным, которое канонизировали. Пес спас младенца от волка, а потом был замучен хозяином, подумавшим, что это он съел ребенка, хотя на самом деле тот спрятал дитя под кроватью.
– Молитесь блаженному Гинфорту! – говорил отец Ральф в ответ на любые домашние беды, и Томас стал считать Гинфорта своим святым.
Иногда он задумывался, насколько полезен такой заступник на небесах. Впрочем, возможно, лай и поскуливание Гинфорта были столь же действенны, как мольбы любого другого святого. Но Томас был уверен, что мало кто еще использует пса в качестве заступника перед Богом и, возможно, это дает ему преимущество. Отец Хобб был шокирован, узнав о святом псе, но Томас, хотя и разделял иронию своего отца, искренне считал собаку своим покровителем.
Жанетте хотелось побольше узнать о блаженном святом Гинфорте, но она не собиралась заводить близких отношений с кем-либо из людей Скита и потому уняла свое любопытство и снова холодно сказала:
– Я хотела видеть тебя, чтобы сказать, что ваши мужчины и их женщины не должны пользоваться двором как отхожим местом. Я видела их из окна. Это отвратительно! Может быть, так полагается вести себя в Англии, но здесь Бретань. Можете пользоваться рекой.
Томас кивнул, но ничего не ответил. Он отнес свой лук в неф, одну сторону которого затеняли повешенные для починки рыбацкие сети, и отошел в западную часть церкви, разрисованную мрачными картинами Страшного суда. Праведники исчезали под стропилами, а проклятые грешники под радостные крики ангелов и святых падали в пламя ада. Томас остановился перед картиной.
– Вы когда-нибудь замечали, – сказал он, – что самые красивые женщины всегда падают вниз, а безобразные отправляются на небеса?
Жанетта было улыбнулась, поскольку сама часто задумывалась над этим, но прикусила язык и ничего не сказала. Томас снова подошел к нефу и встал у изображения Христа, идущего по морю, серому с белыми барашками, как океан у берегов Бретани. Из воды, взирая на чудо, высунула головы стайка скумбрии.
– Вы должны понять, мадам, – сказал Томас, глядя на любопытную скумбрию, – что наши люди не любят быть непрошеными гостями. Вы даже не позволяете им пользоваться кухней. Почему? Она достаточно велика, а они были бы рады найти место, где можно просушить сапоги после ночной скачки под дождем.
– Почему я должна пускать в свою кухню англичан? Чтобы вы и там устроили нужник?
Томас обернулся к ней:
– Вы не питаете к нам никакого уважения, мадам, так почему же мы должны уважать ваш дом?
– Уважать! – передразнила она. – Как я могу вас уважать? У меня украли все, что было мне дорого! Вы украли!
– Это сэр Саймон Джекилл, – сказал Томас.
– Вы или сэр Саймон – какая разница?
Томас подобрал стрелу и засунул в мешок.
– Разница в том, мадам, что я время от времени разговариваю с Богом, а сэр Саймон думает, что он сам бог. Я попрошу ребят мочиться в реку, но сомневаюсь, что они захотят доставить вам такое удовольствие.
Он улыбнулся ей и ушел.
Весна разбудила землю, зелень дымкой обволокла деревья, а извилистые тропы покрылись пестрыми цветами. На крышах вырос яркий мох, на живых изгородях появились белые кружева цветов, а у реки в листве ракит засуетились зимородки.
За новой добычей людям Скита приходилось уходить все дальше от Ла-Рош-Дерьена. Порой в своих долгих рейдах они оказывались в опасной близости от Гингама, где располагался штаб герцога Карла, хотя городской гарнизон редко выходил, чтобы бросить вызов грабителям. Гингам лежал на юге, а на западе был Ланьон, городок куда меньше, но с гораздо более воинственным гарнизоном, который воодушевлял мессир Жоффрей де Пон-Блан, рыцарь, поклявшийся привести разбойников Скита в Ланьон в кандалах. Он заявил, что англичане будут сожжены на ланьонской рыночной площади как еретики и слуги дьявола.
Уилла Скита не обеспокоила эта угроза.
– Я мог бы на мгновение утратить сон, если бы у глупого ублюдка были настоящие лучники, – сказал он Тому, – но у него их нет, поэтому он может болтать сколько угодно. Как его настоящее имя?
– Жоффрей де Пон-Блан – то есть Джеффри с Белого моста.