Ах, да, теперь ее так называть нельзя. Такие мы гордые. У самой ни гроша в кармане, а туда же…

Ладно. Почему бы не пойти ей навстречу? Хочет, чтобы ее называли Люсиндой, — пожалуйста.

— Люсинда, — произнес Джо.

Нет, это имя ей совсем не подходит. Люсинда должна носить закрытые длинные платья, а не расшитые блестками бикини.

Джо насупил брови и перевернулся на спину, заложив руки за голову.

Чем она занимается и с кем — не его дело. Люсинда будет готовить еду, если так можно выразиться, в течение двух недель и играть роль его невесты. Взамен она получает крышу над головой, а по окончании работы — чек на круглую сумму. А потом все закончится.

Сделка есть сделка. Всегда. И в данном случае выгоды обеих сторон очевидны. Тогда почему он лежит в своей постели без сна, напряженный, как стальной трос? Почему веки никак не закрываются, хотя уже почти четыре утра? Почему он не может заставить себя перестать думать о Люсинде, спящей за стеной с раскинувшимися по подушке роскошными волосами?

— Черт подери, — выругался Романо, сел, взбил подушку и снова лег. — Возьми себя в руки! — приказал он себе.

Уж не потерял ли он голову из-за нее? Нет, конечно. Ведь он провел весь вечер с другой женщиной, которая ради него была готова на все что угодно.

И тем не менее он сунул ее в такси, чмокнув в щеку, дал водителю двадцатку и пробормотал что-то о внезапной головной боли…

Головная боль.

— Черт подери! — снова выругался он и опять сел.

Чтобы он упустил возможность провести ночь с красивой, сексуальной женщиной?.. Похоже, конец света не за горами…

Джо откинул покрывало и включил лампу на прикроватном столике.

— Это просто нелепо, — проговорил он вслух. Ему ведь не нравятся блондинки! И никогда не нравились. Рыженькие куда лучше. А эта вообще… То она притворяется холодной и благонравной бостонкой, а то стонет в его объятиях, заставляя забыть обо всем на свете.

Джо выругался, встал и отправился в душ. Может, сделка все же не так удачна?

Может, сделка все же не так удачна?

Согласиться на аферу, предложенную Джо Романо, было довольно разумно. Или нет? Люсинда лежала, глядя в потолок над кроватью. Он хочет проучить бабушку, притворяясь помолвленным. Пожалуйста, Люсинда подыграет ему. Да и займет это каких-то две недели. Никто не пострадает, а у нее появятся деньги, на которые можно будет жить, пока не найдется другая работа.

Девушка вздохнула и перевернулась на бок.

Если все так просто, почему она никак не уснет?

Потому что отношение к ней Джо Романо неприятно, унизительно и совершенно возмутительно: он считает ее настолько непривлекательной, что его бабушка должна очень расстроиться, узнав об их помолвке.

Полный абсурд!

Люсинда перевернулась на спину.

Этот наглец считает себя неотразимым. Потрясающие глаза, опасная улыбка, тренированное тело атлета и мальчишеский взгляд. Дом на холме в районе Пасифик-Хайтс. Он думает, этого достаточно, чтобы весь мир упал к его ногам.

Вот только вряд ли его предки прибыли в Америку на «Мейфлауэре», а в его генеалогическом древе наверняка нет ни одной известной каждому школьнику фамилии. А у нее таких полно.

Люсинда нахмурилась, включила лампу на прикроватном столике, откинула покрывало и пошла к комоду, на котором оставила свои кулинарные книги, когда во второй раз распаковывала чемодан.

Если Джо Романо думает, что она глупее его, то сильно заблуждается. Он, конечно же, оставил ее в доме, чтобы затащить в постель.

— Не дождетесь, мистер Романо! — произнесла Люсинда вслух, забралась в кровать и раскрыла толстый том кулинарной книги.

Джо встал в шесть. За окном висела серая пелена, в стекло стучал дождь.

Он принял душ — уже в третий раз за ночь — и быстро натянул на себя старую безрукавку с эмблемой Калифорнийского университета, темные спортивные шорты и высокие видавшие виды кроссовки.

Отражение в зеркале подтвердило его опасения.

Глаза красные, выражение лица мрачное. Стоило задремать хоть на минуту, и ему снилась крошка в соседней комнате, а после пробуждения приходилось бежать в душ, чтобы успокоиться, отчего подушечки пальцев стали похожи на сморщенный чернослив.

Но и сны улетучились. Оно и к лучшему, снов с него достаточно.

И вообще, крошка — да, именно так он будет ее называть, несмотря на все протесты, — самая обычная женщина, нет в ней ничего особенного.

Все, хватит мечтать, решил Джо, выходя из спальни. Хватит думать о той, о которой не хочешь думать. Иначе опять придется идти в душ…

— Доброе утро.

У подножия лестницы стояла Люсинда.

Джо едва не упал, запутавшись в собственных ногах, выругался и, осторожно ступая, спустился вниз.

— Извините, не хотела вас напугать.

— Ты и не напугала, — соврал он.

Еще как напугала! А кто бы не испугался, увидев в седьмом часу утра в холле собственного дома предмет ночных грез в белом платье! Белые чулки, белые туфли — те самые, без каблуков. И какая-то шапка. Высокая.

— Это поварской колпак, — объяснила девушка, дотрагиваясь до головы.

Джо изумленно моргнул — он ведь даже спросить не успел.

— Вы так смотрели на мой колпак. Люди иногда удивляются. Я хочу сказать, что поварские колпаки кажутся некоторым странными…

— Нет, ну что ты.

Люсинда кивнула.

— Я подумала: лучше всего мне выглядеть настоящей поварихой.

— Угу.

— На тот случай, если ваши друзья решат заглянуть.

В шесть утра? В воскресенье?

— Я имею в виду, одно дело — притворяться перед вашей бабушкой, что мы… ммм… Ну, вы понимаете. Но все остальные должны знать, что я здесь только в качестве вашей кухарки.

— Моей кухарки, — повторил Джо, вспомнив о вчерашнем фиаско с яичницей. — Да, да, верно. Дело в том, что я собрался на пробежку. И сейчас… эээ… довольно рано…

— Знаю, знаю. Я прекрасно помню, что вы бегаете по утрам. Поэтому и поставила будильник на половину шестого.

— Будильник. — Так вот что за звук врезался ему в мозги прямо посреди очередного сна.

— Да. — Девушка вежливо улыбнулась. — Я хотела успеть с завтраком.

С завтраком? С завтраком, черт побери?

— Понятно. Но… эээ… дело в том, что… эээ… я…

С каким завтраком? Что она может приготовить? Не хватало только повторения прошлого утра с обугленным беконом и испорченными яйцами. Нет уж, увольте!

— Дело в том, — Джо старался говорить ровным тоном, — что я никогда не ем перед пробежкой.