Восстановившийся и вновь обретший себя созависимый и психологически здоровый партнер создают равенство 1 + 1 = 2, наиболее подходящее их личностному типу и эмоциональным потребностям. Эта формула отвечает их стремлению решать проблемы, а не убегать от них. Достигая лучшего психического здоровья или переставая быть детьми родителей с травмой привязанности, они чувствуют себя индивидуальностями, развивают любовь к себе и чувство собственного достоинства. Эти взрослые «единицы» нуждаются в партнере-«единице» – не для того, чтобы избежать болезненных эмоций, но чтобы добавить оптимизма и удовлетворенности жизнью к своему базовому уровню. К тому же две «единицы» создают отношения, состоящие из двух взаимосвязанных друзей, которые знают, как сохранить баланс любви к себе и желаний, потребностей и возможностей любимого.

Если определять созависимость как состояние здоровья, похожее на глубокую депрессию, биполярное расстройство или шизофрению, у нас не получится выделить гены, ответственные за нее. Аналогичным образом, если бы она была вызвана патогеном, как гепатит B или ботулизм, мы никогда не нашли бы эти гены. Однако если мы скорректируем нашу медицинскую парадигму и придем к выводу, что это совокупность нескольких подлежащих измерению проблем, то воображаемый отчет по токсикологии будет выглядеть так:

• Одна часть детской травмы привязанности

• Одна часть внутреннего стыда

• Одна часть патологического одиночества

• Одна часть пристрастия к созависимости

• Одна часть детского газлайтинга[16]

• Одна часть взрослого газлайтинга

Третья секция моей «математики» иллюстрирует важность отношений самих по себе. Здоровые люди способствуют созданию здоровых отношений, но верно и обратное. Отношения, о которых заботятся, становятся стабильными и длительными. Здоровые отношения позволяют людям переживать вместе трудные времена и, преодолев их, относиться друг другу с той же любовью, что и раньше. Следовательно, важность равенства 1 + 1 + 1 = 3 нельзя переоценить. Три – это магическая цифра!

Ниже приведен слегка измененный (по юридическим причинам) пример моей дисфункциональной «химии» и опыта «математики» неудачных отношений с женщиной – патологическим нарциссом, которая была моей полной противоположностью.

Около 30 лет назад, когда мне было 27, из-за сокращений я лишился своей первой работы после окончания аспирантуры. Без работы и сбережений мне оставалось только вернуться к родителям, от которых я не зависел в течение девяти лет. Я не только вернулся домой без гроша в кармане и с иррациональным страхом не найти другую работу, но и восстанавливался после серьезной операции на позвоночнике. Возвращаясь в дом своего детства, я не испытывал ничего, кроме ощущения полного фиаско. Это было естественно для меня – впасть в депрессию и разочарование, тем более что я признавал полный провал своей девятилетней попытки доказать отцу, что не нуждаюсь в его финансовой поддержке. Это событие положило начало одной из самых мрачных глав моей взрослой жизни.

Холодным субботним вечером в декабре мы с моим школьным другом решили пойти в танцевальный клуб Чикаго, который спонсировал мероприятие по организации знакомств. Я помню, что старательно готовился к этому вечеру, так как был погружен в свое гнетущее депрессивное уныние. Я надеялся на лучшее, борясь со своим пессимизмом и страхом быть отвергнутым. Хотя я все еще чувствовал себя уверенно в отношении своей внешности и личностных качеств, я также знал, что никто не заинтересуется не оправившимся от болезни безработным психотерапевтом, живущим с мамочкой и папочкой. Мысль об обсуждении этих деталей на возможном будущем свидании меня ужасала. Однако я смог набраться смелости и собрать обломки своего позитивного мышления.

Когда мы добрались до клуба, я вновь ощутил свое вечное беспокойство по поводу свиданий, которое было основано на моих пораженческих ожиданиях. С упорством часового механизма я старался завязать разговор, который в конце концов разрушался моей тревогой и неуверенностью. Эти беседы велись по одной схеме: десять минут простой болтовни, причем по большей части говорил я. По причинам, которые ускользали от меня в то время, я быстро выдавал слишком много информации о своей личной жизни. Это, в свою очередь, заставляло женщин чувствовать себя некомфортно. Как и на прошлых аналогичных мероприятиях, мои старания казаться расслабленной и интересной версией самого себя, которая, как я знал, существует, хоть я и не мог ее продемонстрировать, заканчивались неудачей. Каждая беседа завершалась одинаково: один из нас уходил из-за ощущения явного дискомфорта.

В тот вечер после двух или трех неудачных попыток завязать разговор с женщинами, показавшимися мне интересными, я больше всего хотел уйти домой и заплакать. Но прежде чем полностью включился мой режим пан или пропал, я поймал быстрый взгляд потрясающей женщины. Меня заворожила ее гипнотическая улыбка. Она была одета в облегающее черное платье с глубокими вырезами спереди и сзади. Мои неловкость и беспокойство испарились в жаре этого мгновения. Исполненный уверенности и бравады, я подошел к ее столику и предложил угостить ее коктейлем. Наша беседа была непринужденной, полной интриги и с сильным сексуальным подтекстом. Почти сразу наша оборона сошла на нет, и мы начали делиться личными эмоциональными воспоминаниями и подробностями о себе. Ни одна тема не казалась неуместной. Время остановилось, пока мы говорили о себе, о своих проблемах и жизненных трудностях.

Я не вздрогнул, когда она сказала, что у нее нет высшего образования,[17] а есть бесперспективная работа, которую она ненавидит, что ей хронически не хватает денег, чтобы платить алименты за сына, который живет с бывшим мужем. Несмотря на эти факторы, которые должны были стать тревожными звоночками, мой интерес к ней резко возрос, когда мы придвинулись друг к другу так близко, что наши тела соприкоснулись. Пронизанный сексуальностью разговор стал бензином, пролитым в и так пылающий костер. Короче, избавляя вас от шокирующих подробностей, в ту ночь я оказался в ее маленькой квартирке. Пока я не нашел работу два месяца спустя, я появлялся дома у родителей лишь периодически.