К еде не притрагивалась ни та, ни другая.

— Как это попало к тебе?

— Банально. Позвонил Артем — ты знаешь, мы иногда видимся — сказал, что мать, наконец, убралась в свою деревню. Ну, не смотри так! Знаю — знаю, злословить нехорошо. Хорошо, не в деревню, в город. На родину, одним словом. Оставила им с Дашкой квартиру. Стали двигать мебель. И вот — откуда-то выпал конверт.

— Там дата.

— Да, 14 апреля. Застрелился он 15, если ты это имеешь в виду.

— Полный бред!

— Ты тоже так считаешь?

— Тут и считать нечего.

— Но скажи, все же, в принципе, теоретически это могло случиться?

— Случиться — что?

— За сутки, одни только сутки, а, быть может и того меньше, потому что обычно он писал ночами…. А застрелился утром. То есть, получается, написал письмо — и застрелился?! И вот я спрашиваю: возможно, чтобы в душе человека за несколько часов все так страшно перевернулось? Что должно было для этого произойти? Какая трагедия? Можешь ты мне сказать?

— В принципе и теоретически — могу. Возможно. Но в этом, конкретном случае, по крайней мере, исходя из того, что мне о нем известно…. Не знаю. Боюсь что-либо утверждать…. Но….

Маловероятно? Да?

Да, маловероятно. Если, разумеется, не произошло что-то из ряда вон выходящее…

Ничего из ряда вон выходящего в этот день, и вообще, в эти дни не происходило.

Тебе это откуда известно?

Оттуда. Извини. Сейчас объясню. Я ведь не случайно спрашивала, про логику. Письмо у меня уже несколько дней. Неделю, если быть точной. И всю эту неделю, денно и нощно, я мучительно пытаюсь анализировать. Ищу логику. Но не только логику. Думаю, ты понимаешь, что после такой скандальной отставки, глаз с него не спускали? Иными словами, был он под колпаком. И это был такой колпак! Не то, что муха — Дух Святой — не пролетит без ведома инстанций! А в инстанциях такие же бюрократы, как всюду. Шагнул — бумажка, вздохнул — бумажка… Словом, есть у меня там хороший приятель, он все эти бумажки добросовестно перелопатил. И дополнительно к бумажкам справки навел. Ему не сложно — большой чин. Генерал. И вот со всей своей генеральской ответственность он меня заверил — не было у Георгия ничего такого, что могло бы настолько выбить его из колеи! Все — с точностью до наоборот. Совершенно, как в письме. Подъем, возрождение, возвращение к жизни…

— Что ж, допустим. Хотя на генеральскую ответственность я бы полагаться не стала.

— Лена! Все, что я тебе говорю — абсолютно достоверные факты. Каждый — слышишь, каждый! — я проверила многократно. Как — не спрашивай! Все равно, не скажу. Просто, поверь на слово. И в том, что письмо написано им, а не кем-то другим, и в том, что написано оно именно 14 апреля, кстати, тоже удостоверилась.

— Хорошо. И все это позволяет тебе сделать вывод о том, что его убили. Так? Если человек пребывал в таком состоянии, что самоубийство практически исключается, но при этом, он мертв, и все считают, что он покончил жизнь самоубийством, значит — его убили.

— Да. Его убили.

— Хорошо. То есть, ужасно, конечно. Но что из этого следует? Сама посуди! Бурная политическая карьера, стремительный взлет, потом — скандальная отставка…. Потом — вдруг! — всплеск новых сил, второе дыхание, и, значит — возможно! — возвращение на прежнюю орбиту….. Разве этого не достаточно, чтобы кто-то захотел его смерти?

— Достаточно и сотой доли того…. Теоретически….

— То есть?

— Ты никогда не задумывалась, благодаря чему моя карьера сложилась так успешно?

— Я полагаю, были…. м — м…. разные факторы.

— Фу! Пошлость тебе не идет. Хотя, ты права, это тоже было. Как женщине без этого? Но я имела в виду профессиональный фактор.

— Ты хороший юрист.

— Хороших юристов много. В лучшем случае, защищают маститых жуликов, в худшем — заверяют доверенности в нотариальных конторах.

— Удача, разумеется….

— Это уж из области нематериального….

— Сдаюсь.

— Долгое время основной моей задачей было отнюдь не написание законов, и не правовая экспертиза, как считают многие. Более всего мне приходилось анализировать.

— Что анализировать?

— Все. Финансовые рынки. Расклад сил в парламенте, правительстве, администрации. Биографии. Ситуации в регионах. И потом предлагать варианты решения. Впрочем, варианты — это роскошь. Чаще требовали один-единственный вариант. Правильный, как ты понимаешь. Это потом появились специально обученные аналитики, отделы, управления и целые институты. Вернее, привлекать их стали потом. Поначалу, приходилось, как в кружке «умелые руки», все делать самим. Вот я и делала. Работа была сродни саперской. Ошибиться можно было только один раз.

— И что же, ты никогда не ошибалась?

— Ошибалась, конечно. Про саперов, это я так — для красного словца. Но — редко. Очень редко.

— И сейчас снова взялась за старое?

— Да. Именно так — за старое. Я стала анализировать.

— И?

— И пришла к довольно странному выводу. В его смерти, или, по крайней мере, в том, чтобы навсегда исчез с горизонта, по-настоящему, всерьез был заинтересован один-единственный человек.

— И этот человек — ты?

— Да. Помнишь, в те дни, когда мне было плохо, мы как-то говорили с тобой на эту тему?

— Помню. Его возвращение могло резко затормозить твой взлет.

— Или остановить его вовсе. Что более вероятно.

— Но ты этого не делала.

— Нет.

— Значит, это сделал кто — то другой, и все тут!

— Мог быть другой. Или другие. Какие-то неизвестные, но очень преданные мне друзья, которые, к тому же, подслушали наш с тобой разговор. Или знали меня, лучше, чем я сама. Как в старом анекдоте. Мальчик говорит папе: «Писать хочу!» А тот ему: «Папа лучше знает, чего ты хочешь!» Но у меня такого папы нет! И друзей таких нет! И никогда не было, понимаешь?…. Ну! Что ты молчишь?!

— Думаю…. Как ты сказала: неизвестные друзья?

— Да. Ангелы — хранители.

— Ангелы — хранители? Или просто — Хранители? Похоже, правда?

— На что похоже?

— Пока не знаю.

— Лен, ты в порядке?

— Да, все нормально. Только мне нужно немного подумать. Вертится какая-то мысль в голове, но в руки не дается. Так бывает.

— Бывает, я знаю…..

Метрдотель, провожал их до дверей ресторана.

Он был сильно озабочен.

— Что-то не так, сударыни? Вы почти ничего не ели….

— Спасибо. Все хорошо. Мы просто заговорились….