— Да вы раздевайтесь… — предложила Антонина Митрофановна и, многозначительно погрозив сыну кулаком, быстро ушла к себе в комнату.

— Ну вот, свалились, как дождь на голову. — Синичка скинула шубу, повесила на крючок, поправила волосы перед зеркалом. — Да не стой, одевайся скорее, а то мать вообще невесть что подумает!

Саша юркнул к себе, быстро надел рубашку и принялся застилать постель. Синичка стояла рядом и задумчиво смотрела на стену.

— Она сильно смущена. Недовольна, что застали в таком виде… А первое впечатление — самое сильное… Ну, Сашок, придумай что-нибудь! Как у вас гостей с хозяйками знакомят?

— Может, кофе вместе выпить? Мама всегда с утра пьет.

— Хорошо, давай. — Девушка вскинула руки к вискам. — Я никогда еще так не волновалась…

— Ты жалеешь, что осталась со мной? — Саша бросил на постель покрывало и повернулся к Синичке.

— Ни капли, — она сжала на груди кулачки и доверчиво прижалась к нему, — совсем.

Саша обнял ее за плечи, провел рукой по волосам:

— Синичка, а о чем вы так яростно спорили? Там, в детском садике.

— Но ведь я сразу призналась, — мгновенно насторожилась девушка. — Я — колдунья из рода Гекаты, покровительницы земли, людей, науки и Луны, одна из охранниц приграничной пустыни…

— Колдунья… Геката… — покачал головой Саша. — Что за ерунда?

— Велемир был прав, — после короткой заминки вздохнула Синичка, — ты ничего не понял…

— Это так важно? — уже более серьезно переспросил Трофимов.

— На самом деле важно только одно: насколько тебе хочется, чтобы я была рядом.

— Очень хочется! — Саша крепко прижал ее к себе.

— Тогда познакомь меня со своей мамой.

— Хорошо… — Трофимов с явным сожалением разжал объятия. — Синичка, а что означает «колдунья из рода Гекаты»?

— Многое… У меня нет права на собственное имя, иначе меня могут вызвать из этого мира или из мира потустороннего, из этой вселенной или из любой другой. У меня нет права на возраст, иначе мою судьбу могут рассчитать и оборвать…

— И все?

— Я не имею права входить в любую церковь, я признаю себя подвластной воле Дьявола, я обязана использовать всю свою силу и знания для охраны земель и жизней от порождений Долины Потаенных Мыслей или любых других бед.

— И все?

— Еще очень, очень много… — улыбнулась девушка. — Ты начинаешь сомневаться в своем решении?

— Нет.

— Тогда иди «пить вместе кофе».

— Сейчас, чайник поставлю… — Трофимов выскочил на пару минут и вернулся с новыми вопросами:

— Синичка, а где находится Долина Потаенных Мыслей? Что это такое?

— Сашка, — рассмеялась девушка, — ты хочешь за несколько минут узнать сразу все… Скажи лучше, как мне называть твою маму?

— Антонина Митрофановна.

— Хорошее имя. Я могу как-нибудь помочь или это не принято?

— Нет, почему? Принято. Я только спрошу, где стол накрывать, на кухне или в комнате… Синичка, а что за вспышка была там, в детском саду?

— Саша, ты знаком с геометрией?

— Да, а что?

— Ты смог бы объяснить теорему обратного подобия человеку, не знающему ни одной аксиомы?

— Не знаю. Что это за теорема?

— Фигуры разных плоскостей несопоставимы, пока не обретут хоть одну общую точку.

— Понятно, — погрустнел Трофимов и вышел из комнаты.

Второй раз Синичка увидела Сашину маму, когда та, тщательно приведя себя в порядок, входила в комнату с горячим чайником.

— Простите, Антонина Митрофановна, что мы так неожиданно… утром появились.

— Да ладно, хорошо хоть появились. Теперь познакомимся… Синичка?

— Да. Вас смущает мое имя?

— Знаешь, дочка, во времена моего младенчества детей называли Велокрами и Элекрификациями. Имя «Синичка» нравится мне намного больше.

Женщины улыбнулись друг другу, и у Саши отлегло от сердца: пожалуй, они найдут общий язык.

* * *

Если в прошлую смену Олег потратил три плавки на одну еврейку, то сегодня пришлось делать кучу мелочевки: брелки, брошки, сережки. Да еще доделывать вчерашние остатки: отлив одну большую скульптуру, он, естественно, не смог приготовить расплав для полутора сотен маленьких. Приходилось крутиться с тиглями, как жонглеру. С той лишь разницей, что кегли жонглера не плюются калеными брызгами.

Да еще Альбертовна молча дышала в затылок, всем своим видом намекая на выпадение литейщика из рабочего графика.

— Уйди, не мешай! — наконец не выдержал Олег. — И так работы выше горла.

Хозяйка, надо отдать ей должное, ушла. И слова в ответ не сказала. Однако Олег понял, что сегодня нужно сделать все, не оставляя на потом ни одной восковки. К чему зарождать сомнения в своей трудоспособности?

Как назло, вечером сдохла вентиляция. То есть именно тогда, когда все уже разошлись, а он остался отливать изготовленное художниками за день. И окна не откроешь: глоток холодного воздуха после жара литейки — гарантированное воспаление легких.

Продержаться до конца последней плавки помогло лишь осознание того, что вечером он окажется в мире, где всегда светят ласковые солнца, посреди каждого поля имеется тенистый пруд, а где-то за горизонтом — соленое море; где дует свежий ветер, наполненный ароматом лугов, где поют птицы, стрекочут кузнечики, летают стрекозы. Где он может по своему желанию управлять погодой и животными, где он царь и бог, потому что Создатель. Где он может все. Все, что пожелает… а не только плавить в печке серебро.

* * *

— Вот это да… — Синичка восхищенно подставила ладошки под текущую из-под крана тоненькую струйку воды. — Что, и холодную можно, и горячую?

— Можно… — пожал плечами Саша, присаживаясь на край ванны. — Синичка, а ты и вправду умеешь колдовать?

— Умею… Я про такое слышала, а вижу впервые. — Она покрутила вентили и испуганно пискнула, случайно включив душ. — А это зачем?

— Умываться. Вставать под него целиком и мыть все тело… А скатерть-самобранку ты можешь сделать?

— Могу. Только с нее ничего нельзя будет есть… Это же сколько в нем воды?

— Сколько угодно. А почему с нее нельзя будет есть?

— Потому что сделать съедобные фрукты-овощи так сложно, что проще на огороде вырастить. — Синичка наконец отвлеклась от крана и повернулась к молодому человеку: — Саша, ты что, хочешь какого-нибудь чуда? Закрой глаза.

Трофимов зажмурился.

— Открой.

— Ой, а как это?

Темное, бордовое платье, плотно облегавшее тело девушки, оказалось голубым.