– Они хороши, – согласился Д. Х.

– Ну, мы балуем их немножко, – проронила Рут. – Когда выдается возможность.

Только этого она и хотела – возможность увидеть свою семью.

Аманда больше не считала их мошенниками, но не одолела ли их ранняя деменция, и не был ли это первый звоночек: вроде ключей, оставленных в холодильнике, или носков, не снятых перед душем, или убежденности, что Рейган до сих пор президент? Разве не так это работает: сначала фантазии, потом паранойя, затем болезнь Альцгеймера? У нее было такое же чувство насчет родителей – их решение казалось подозрительным. Они переехали в Санта-Фе после того, как покатались на лыжах в Нью-Мексико разок или два за десять лет до этого: это казалось бессмысленным, и их удовлетворенность немного напоминала бред.

– В этом весь смысл быть бабушкой и дедушкой.

– Джордж хуже, чем я…

– Стойте, – вышло грубее, чем она хотела, и она робко взглянула на собеседников. – Я только что поняла. Вас зовут Джордж Вашингтон?

Особого стыда тут не было. Он объяснял это уже шестьдесят с лишним лет.

– Меня зовут Джордж Херман Вашингтон.

– Простите. Это было грубо с моей стороны, – может, дело в вине? Просто оно вам как-то подходит.

Она не могла этого объяснить, но, возможно, это было самоочевидно: когда-нибудь все происходящее превратится в занимательную историю – как она сидела у бассейна с черным мужчиной по имени Джордж Вашингтон, а в это время ее муж ездил выяснять, что в мире пошло не так. Накануне вечером они обменивались историями о катастрофах, и это была просто еще одна из них.

– Не стоит извиняться. Это одна из причин, по которым в начале карьеры я решил использовать свои инициалы.

– Это хорошее имя. – Рут не обиделась, просто ее удивляла фамильярность, с которой разговаривала эта женщина. Она осознавала, что эти слова прозвучали еще более по-старушечьи, но она скучала по чувству уместности в разного рода вещах.

– Конечно! Прекрасное имя. И чудесные инициалы. Думаю, Д. Х. звучит как имя финансового магната, мастера своего дела. Я могла бы доверить свои деньги человеку с инициалами Д.Х. – Теперь Аманда переигрывала, но она была немного навеселе: от вина, от жары, от странностей. – Клэю уже пора бы вернуться, вам так не кажется? – Она посмотрела на запястье, но на нем не было часов.

ДЕТЕЙ ПРЕСЫТИЛ ОТДЫХ. Оставшись лишь вдвоем, Арчи и Роуз заново установили некую связь, опять стали пятилеткой и двухлеткой, которые сообща движутся к неизвестной общей цели. Они вышли из бассейна, оставили взрослых, сели в траве – тень давала облегчение, которого не давал бассейн.

– Пойдем в лес, Арчи. – Она подумала о том, что видела. Даже ей самой было тяжело это осмыслить. – Я кое-что видела сегодня утром. Оленей.

– Они тут везде, тупица. Как белки или голуби. Всем плевать.

Его сестра не была ужасной, но она все еще была немного ребенком, так что не могла не быть тупицей. А он сам был таким глупым в тринадцать?

– Нет. То есть. Пошли. – Роуз через плечо глянула, как взрослые обедают. Она не могла сказать «пожалуйста», потому что просьба вызвала бы у него отторжение. Она должна была сделать так, чтобы это прозвучало привлекательно. Она хотела притвориться, что они устроят исследование, и они на самом деле устроят исследование, так что это будет даже не игра. – Посмотрим, что там.

– Там ничего нет.

И все же ему вроде как было интересно, что там. Наконечники индейских стрел? Деньги? Незнакомцы? В лесах, которые он посетил в своей жизни, он находил всякое странное дерьмо. Три страницы, вырванные из грязного журнала: дама со старомодной прической, загорелой кожей и огромными сиськами, надувшая губы и извивающаяся в разные стороны. Долларовая купюра. Банка, наполненная какой-то не совсем прозрачной жидкостью: он был уверен, что это моча, но не знал, как это доказать, потому что не хотел открывать банку, в которой может оказаться чья-то моча. Мир полон загадок, об этом Рози и говорила, и он это знал, но не хотел слышать это от нее.

– А что, если есть? Может, там дом.

Она воображала что-то пока непонятное даже ей самой.

– Поблизости нет ни единого дома, – Арчи сказал это с недоверием и даже как будто сожалением. Он понимал. Ему тоже было скучно.

– Там есть ферма. Мы видели, там продавали яйца, помнишь?

Возможно, у фермеров были дети, возможно, у них была дочь, возможно, ее звали Кайла, Челси или Мэдисон, и возможно, у нее был собственный телефон, и возможно, у нее были деньги или идеи чем заняться. Возможно, она пригласит их к себе, и там будет кондиционер, и они будут играть в видеоигры и есть чипсы Fritos и пить диетическую колу с кубиками льда.

Роуз горела и зудела. Она хотела пойти в лес с братом, отправиться туда, где взрослые не смогут их увидеть, не смогут побеспокоить. Она представляла, что в лесу найдутся какие-нибудь улики. Следы. Тропинки. Доказательства.

Арчи поднял палку с земли и метнул ее в деревья, словно копье. Дети любят палки, как собаки. Отведи ребенка в парк, и он найдет себе палку. Какая-то животная реакция.

– Там качели. Круто. – Качели висели на высоком дереве. Рядом стоял небольшой сарай. Это мог быть домик для игр или для инструментов. Дальше трава кончалась, и были только земля и деревья. Роуз подбежала к качелям рысцой и села.

Арчи выругался и, жалуясь на сучки и камешки под ногами, почувствовал себя мужчиной.

– Дерьмо.

– Что там? – Что-то в этом сарае заставило Роуз насторожиться. Внутри могло быть что угодно. Роуз начала что-то воображать, или же она никогда не переставала воображать.

– Давай откроем и посмотрим, – Арчи говорил уверенно, но в глубине души разделял трепет сестры перед сараем. Это мог быть домик для игр какого-то ребенка, который уже умер. Внутри мог быть человек, который дожидался, когда они откроют дверь. Этот сарай был как из фильма или истории, которую им не хотелось бы видеть частью их собственной жизненной истории. Взрослые остались за забором и будто перестали существовать. Роуз спрыгнула с качелей и подошла к маленькой постройке. Наткнулась на паутину, невидимую до самого последнего мига, и почувствовала ужасную дрожь, которую человек испытывает в такой момент. Тело знало, что делало. Оно пугало тебя, на случай если паук ядовит. Она приказала себе не кричать – ее брат не терпел этих девчачьих штук. Звук все-таки вырвался, что-то вроде придушенного отвращения.

– Что такое? – Арчи посмотрел на сестру с беспокойством, смешанным с презрением. Это тоже была животная реакция, реакция старшего брата.

– Паутина. – Она вспомнила детскую книжку «Паутина Шарлотты». Она знала, что пауки не наделены человеческой личностью и голосом, но переживала за паука, которого могла стряхнуть, и при этом не могла не воображать его как радушную паучиху. Она не знала, что наделяла великодушие женскими чертами, и это было частью морали этой конкретной сказки. Она не знала, что ее мать была против этого, перечитывая вслух эту историю несколько лет назад, когда они были достаточно маленькими и им можно было читать на ночь.