Но истинная проблема, связанная с исследованием, кроется не в этом. Дело в том, что при прочтении русского текста «Ледокола» я был глубоко шокирован вступлением к этому труду, выдержки из которого приводятся ниже:

«Простите мне. (…)

Я поднял руку на самое святое в памяти нашего народа, единственную святую вещь, которая остаётся народу, — его память о Войне, так называемой «великой отечественной войне». (…)

Мой отец — Резун Владимир Богданович — прошёл всю войну с начала до конца. Был ранен несколько раз и с трудом оправился от своих ран. Из-за меня он стал отцом предателя. Как ему удаётся жить с этим? Мне трудно это представить. Кроме того, я разрушил его представление о войне, которую он считал патриотической освободительной войной. Мой отец стал моей первой жертвой. Я попросил у него прощения. Он не простил меня. (…)

Я считаю, что мои приговоры полностью заслужены. (…) Простите меня за мою книгу. Мои приговоры к смертной казни правильны до последней точки. И пусть не торопятся привести их в исполнение: я сам себя накажу. (…)

Многие простили меня за мою вызывающую книгу, за мой вызов, брошенный обществу. Ни один русскоязычный издатель за рубежом не был достаточно храбрым, чтобы опубликовать её, но отдельные главы «Ледокола» были опубликованы русской свободной прессой. Я сразу был поддержан и до конца правозащитниками Владимиром Буковским, Эдуардом Кузнецовым, Ириной Ратушинской, Игорем Геращенко, Ариной и Александром Гинзбургами, Ириной Алексеевной Иловайской, главным редактором «Русской мысли» — газеты, которая семь лет публиковала главы из моей книги, победоносным триумвиратом русской службы «БиБиСи» из Леонида Владимирова, Всеволода Новгородцева, Алексея Леонидова (…)».

Вещь, шокирующая сама по себе: Резун гордится поддержкой, оказанной его «идеям» правозащитниками, имена которых он с чувством цитирует. О какой любви к народу, преданному в самых славных моментах своей истории,, преданного… предателем (с точки зрения самого Суворова), можно говорить?! Преданного во славу Гитлера, которого Резун оправдал и простил… Полагаю, что этот пункт не требует дальнейшего обсуждения.

Необходимо отметить, что сами бывшие участники диссидентского движения, как правило, избегали термина «диссидент» и, в общем, говорили в проведённых с ними мною лично интервью, что на территории СССР существовало диффузное движение противостояния и что они «ничем не отличались от других».

И всё-таки от других они, естественно, отличались, потому что у их движения был самобытный характер, но лишь немногие из них продолжали последовательно называть себя диссидентами. Однако их организация, каналы передачи информации и инфраструктура на Западе, отсутствующие у целой когорты других советских инакомыслящих, наконец, сам факт вступления диссидентов в международные инстанции свидетельствуют о мощной поддержке чуть ли не государственного масштаба — поддержке, которую можно определить как теневое лобби.

Между тем на территории какого другого государства находилась вся зарубежная инфраструктура движения? Кто требовал освобождения членов группы правозащитников? Кто распространял диссидентские воззвания на волнах радиостанции «Свобода/Свободная Европа»? Ответ более чем очевиден. В отдельной работе, ставшей моей докторской диссертацией, я рассмотрел многочисленные факты, однозначно доказавшие, что мы не можем более сомневаться в существовании народного движения сопротивления, в своё время появившегося на территории СССР.

Но наряду с этим стихийным инакомыслием, в нашей стране в те годы существовало, как видим, искусственное движение, направляемое и поддерживаемое по политическим соображениям из-за рубежа. Эта доказанная гипотеза уводит нас в область стратегии или, точнее, типологии вооружённых конфликтов, то есть теории подрывной войны, «туманной и неосязаемой» (определение Карла фон Клаузевица).

Диссиденция как метод подрывной войны

Подрывная война есть функция косвенной стратегии, которая применяется, если с противником невозможно справиться в открытом бою, если существует постоянное противостояние, затянувшееся в ситуации, которую Реймон Арон окрестил как «ни мир ни война» (Raymond Aron, «Guerre et paix entre les nations», изд. Кальман-Леви, 1962). Это определение означает загнивание, деградацию, увязание общего противостояния.

Целью косвенной стратегии как раз и является обход противника для поражения его тылов, то есть наименее защищённых точек, заменяя общее противостояние, ставшее невозможным, общностью конфликтов, способных подорвать противника (Pierre Dabezies, «La typologie des conflits», Энциклопедия «Universalis», том «Les Enjeux-2», стр. 1447). Теория косвенной стратегии в области её приложения в качестве метода подрывной войны была полностью развёрнута в трудах геостратега Пьера Дабзиса. Вот как он объясняет этот метод:

«Мы присутствуем при «выразительном» проявлении насилия, при котором действие само по себе, основанное на второстепенных, рассеянных операциях, имеющих даже символическое значение, мало значит по сравнению с самим процессом выражения мысли; подобное действие многоцелевого назначения включает партизанскую войну, в свою очередь, отличающуюся переменной геометрией, сочетающейся в подвижных пропорциях с пропагандой, разведывательной деятельностью, терроризмом, подрывными методами, не говоря уже о прямом контакте с населением и о действиях на международной сцене» (см. выше, стр. 1453).

Интересно отметить, что профессор Жан-Луи Дюфур (преподаватель в ряде военных академий и училищ Франции), другой ведущий специалист в области стратегии «серых зон», или, иначе, конфликтов слабой интенсивности, придерживается того же мнения, что и посол Дабзис. Он выразил свою точку зрения в труде «La Guerre au XX siecle» (Jean-Louis Dufour et Maurice Vai'sse, ed. Hachette, 1993). В главе, посвящённой конфликтам слабой интенсивности, он пишет:

«Напомним, что эта переменная интенсивности распределяется по следующей шкале:

1) мирное соревнование между государствами;

2) терроризм, наркотики, пропаганда и дезинформация, психологическое воздействие (подчеркнуто мной — А. А.);

3) восстание, партизанская война, подавление восстания;

4) межгосударственный конфликт слабой интенсивности;

5) межгосударственный конфликт сильной интенсивности;

6) ограниченный ядерный конфликт;

7) глобальный ядерный конфликт (см. выше, стр. 171)».

В поисках объяснения нам пришлось поставить перед собой вопрос о древности разработанного подрывного метода. Выяснилось, что корни этого явления уходят в глубь времён. Несомненным специалистом вышеописанной военной меры является, в самом строгом смысле этого слова, китайский философ и стратег Сунь-цзы (VI век до Р. X.).

Согласно его книге «Искусство войны», война является последней крайностью, так как высшая цель заключается в бескровном подчинении противника. Прозорливый сюзерен должен уметь взвесить все ставки и не подвергать свой народ излишнему риску. Сунь-цзы пишет («L’art de la guerre», Sun Tzu, изд. Champ Flammarion, 1972):

«Первым из факторов (военного и политического успеха — А. А.) является моральное влияние. Планы и проекты, направленные на нанесение ущерба противнику, не ограничиваются узконаправленным методом (…). Пошлите предателей в страну, чтобы подорвать управление страной (…), вышлите ловких специалистов, которые будут подстрекать население к разбазариванию своих ценностей (стр. 156). Кстати, существует 5 типов секретных агентов, а именно: туземные агенты, внутренние агенты, двойники, агенты одноразового использования (стр. 195)».

Короче говоря,