– И как же он называется?

– Lulluby.

– И о чем это вообще?

– Я посмотрел в словаре: это «колыбельная» по-английски.

– Да уж, не похоже на продажу лекарств! – кивнула Алла. – Что ж, делайте, что можете, Александр, время есть. А теперь, Антон, почему бы вам не рассказать о «провизорах и медиках в окружении Ямщиковой»? – попросила Алла, обращаясь к Шеину и цитируя Белкина. – Вы же начали отрабатывать ее друзей и коллег?

– Да, Алла Гурьевна, но ни работников аптек, ни врачей среди них не обнаружил, – ответил Антон. – Все больше учителя, как ее мать, да воспитатели детских садов! Мне пока удалось опросить трех подруг, и все они отметили одну интересность. Раньше (это еще несколько месяцев назад) Лида была веселой, общительной девушкой, легкой на подъем. Она постоянно подбивала подружек куда-нибудь поехать, где-то погулять, сходить в кафе или в кино. Но в последнее время она совершенно пропала с их радаров.

– Причина? – задала вопрос Алла.

– Никто не знает. Она даже по телефону долго не разговаривала, все норовила поскорее распрощаться. У подруг создалось впечатление, что ее что-то беспокоило, но что – неизвестно.

– Может, я смогу ответить на этот вопрос? – подал голос Ахметов. – Вообще не понимаю, что мы тут обсуждаем, если подозреваемый сидит прямо в этом здании и ждет, пока его начнут допрашивать!

– Так что же вы молчали, Дамир?! – воскликнула Алла. – Давайте его сюда!

– Ой, боюсь, ему понадобится еще часиков пять-шесть, Алла Гурьевна!

– Для чего?

– Чтобы протрезветь – он пьяный вдупель. Вечерком, не возражаете?

– Что ж… ну, хоть расскажите в двух словах, с чего вы взяли, что он – подозреваемый!

– Я уже упоминал, что у этого парня, Павла Токменева, в школе был роман с Ямщиковой. Потом у него мать померла, после – бабушка, и он пошел по кривой дорожке. А Лида, насколько мы успели узнать, была девушкой правильной, и с таким быдлом, простите за мой французский, ей было уже не по пути. Однако встречались они чуть не каждый день – благо были соседями, и Лида даже пыталась время от времени наставить его на путь истинный.

– В смысле?

– К нему не иссякал поток дружков, которые ночами не давали соседям спать и распугивали детей, днем возвращавшихся из школы и вынужденных натыкаться на вечно пьяных и матерящихся мужиков. Соседка видела, как накануне гибели Ямщикова скандалила с бывшим бойфрендом – вот вам и мотив!

– Что-то не вижу связи! – покачала головой Алла. – Вот если бы девушку просто сбросили с балкона, я бы согласилась, что парень может быть виновен, но не стоит забывать о том, что перед падением она наглоталась таблеток. Неужели вы полагаете, Дамир, что этот ваш Токменев сначала опоил ее феназепамом, а уж потом подтащил к балкону и выбросил вниз? Кстати, я отдала найденную упаковку экспертам, пусть поработают.

– Ну а если, скажем, Ямщикова уже напилась таблеток к тому времени, как явился Токменев? – предположил Белкин.

– Тогда, судя по количеству вещества, обнаруженного в ее крови, она была уже в таком состоянии, что не смогла бы самостоятельно открыть ему дверь… Ладно, давайте подождем, пока Токменев протрезвеет и будет в состоянии изложить собственную версию событий! Если окажется, что алиби на момент гибели Ямщиковой у него отсутствует… В любом случае давайте не зацикливаться на одной-единственной версии. Как насчет коллег Лиды, Антон?

– Я пока не успел ни с кем встретиться. Только выяснил, что начальницей отдела опеки является Варвара Кубанкова.

– Тогда давайте так, Антон: вы продолжайте опрашивать подруг и знакомых, а я поболтаю с начальством Ямщиковой. Остальные знают, что делать… И – ждем ответов из лаборатории: если на пачке феназепама окажутся чьи-то пальчики, помимо отпечатков Лиды, это даст нам новую ниточку! А вечерком поболтаем с вашим задержанным.

* * *

– Итак, она умерла!

Это не был вопрос, а констатация факта. Мономах едва дождался окончания рабочего дня, поборов искушение спуститься в «царство Аида» между операциями: он понимал, что необходимо дать Гурнову время. Но теперь он надеялся получить ответы на свои вопросы.

– Угу, – прогундел патологоанатом, протирая стол чистой тряпкой. Не прозекторский стол, а пластиковый – тот, который стоял в закутке с компьютером и шкафом для бумаг. – Выпьешь?

– Сегодня нет настроения.

– Ну, тогда и я не буду… А вообще тяпнул бы!

– Что-то ты какой-то невеселый!

– А с чего мне веселиться? Я понятия не имею о причине смерти!

– То есть?

– А то и есть – ни малейшего.

– Не менингит?

– Не-а. Пошли, я тебе кое-что покажу.

Они зашли за пластиковую ширму и оказались в прозекторской.

Мономах ощутил под халатом легкий холодок, ползущий вверх от позвоночника к основанию черепа.

Покойников он не боялся – насмотрелся в свою бытность в медицинском университете, а потом в течение нескольких лет работы в НИИ Скорой помощи. Однако сама мысль о том, что недавно еще живой человек оказался в этой стерильной комнате с белыми стенами и серым бетонным полом, заставляла Мономаха содрогаться. Он редко терял пациентов с тех пор, как стал работать в этой больнице.

Строго говоря, это случилось лишь однажды – когда анестезиолог перестарался с наркозом, и больная скончалась от остановки сердца еще до того, как ее успели разрезать. Ну, конечно, если не считать тех раз, когда Алсу Кайсарова, возомнив себя «ангелом смерти», отправила на тот свет двух больных из отделения Мономаха[6].

В прозекторской в данный момент находилось всего одно тело вне холодильника, к нему Гурнов и подвел приятеля.

Он откинул простыню, и Мономах увидел ту, о которой до сих пор только слышал. Девушка выглядела старше своих лет – возможно, из-за болезни. Слишком худая для своего роста, однако грудь четвертого размера, форму которой не испортила даже смерть, просто кричала о том, что над ней поработал хороший специалист. Заметив, на чем задержался взгляд Мономаха, Гурнов крякнул:

– И ягодицы, и скулы, и нос… Короче, девочка-киборг!

– Да, рановато сейчас начинают… А что это такое? – Мономах указал на крошечные язвочки на теле покойной.

– Абсцессы. Олешин решил, что они похожи на сыпь, какая бывает при менингите, но, как я уже сказал, менингитом тут и не пахнет: хотя в общем анализе крови повышенное содержание лейкоцитов, в анализе ликвора, взятого еще при жизни пациентки, ни возбудителей бактериального, ни возбудителей вирусного менингита не обнаружено. Предположил даже туберкулезный менингит, который может не проявиться в ликворе, но – снова мимо. Я еще не успел исследовать ее череп, однако у меня на руках рентгенограмма и энцефалограмма, которые успел сделать Олешин – там тоже по нулям. Тем не менее кое-какие признаки менингита присутствуют – к примеру, легкая желтушность кожных покровов, вот эти мелкие пузырьки с гноем и кровью, – Гурнов указал пальцем на абсцессы. – При жизни больная жаловалась на схваткообразные боли в животе, рвоту и профузную диарею – тоже повод подозревать менингит… Кстати, это ведь ты подкинул Олешину идейку, а то он так и лечил бы девицу от гонореи?