Клер направилась выполнять его указания заглянув с интересом в кастрюлю, которую Скотт держал в руках, пока она снимала рис с конфорки.

— Что это?

— Polio alia Cacciatora — цыпленок по-марсельски для вас.

— Вы не успели бы это сделать сейчас!

— Верно. Все было сделано до того, как я заехал за вами сегодня днем.

— Вам не кажется, что вы слишком многое считаете само собой разумеющимся? Сколько трудов пропали бы впустую, если бы я не приняла вашего приглашения!

— Если мне не изменяет память, вы были лишены свободы выбора. — Он окинул ее взглядом. — Вы промоете этот рис или будете дожидаться дождичка?

— Прошу прощения, сэр, — произнесла она смиренно. — Это все из-за моего старенького дедушки. «Нерадивый ученик пудинг рисовый любил» и… — Она поспешно подняла руку, так как он с угрожающим видом направился к ней. — Где мне взять дуршлаг?

— В шкафчике рядом с мойкой. — Он пронаблюдал за тем, как она достала, потом ядовито спросил: — Надеюсь, сами справитесь?

— Только мужчина может быть настолько высокомерен, — заметила Клер. — Это на тот случай, если вы все еще не оценили моего природного превосходства.

— Когда-нибудь вам придется доказать мне это. Все самые лучшие шеф-повары — мужчины. — Скотт достал блюда из теплой сушилки, одно вручил ей, а на другое вывалил содержимое своей кастрюли. — Поставьте его сюда, — указал он на стальной поднос с подогревом, на котором уже были расставлены тарелки. — Какое вино предпочитаете — белое или красное?

— Не знаю. Где мы будем есть?

— На террасе. Вечер слишком хорош, чтобы проводить его дома.

На улице уже стоял плетеный стол, накрытый простой, но очень милой скатертью в красно-белую полоску, на которой лежали такие же салфетки. Вечер был прекрасный, напоенный звуками и запахами июля. Из-за деревьев с террасы было видно море, слышны глухие удары волн о берег. Они ели, наслаждаясь обществом друг друга и обмениваясь дружелюбными взглядами, а потом, когда с едой было покончено, с удовлетворением откинулись на спинки кресел и несколько минут молча наслаждались раскинувшимся перед ними пейзажем.

Скотт первым нарушил молчание.

— Где ваши родители? — спросил он. — Они тоже живут в Лондоне?

— Нет, — ответила Клер. — Мой отец умер, а мать живет в Бостоне. В Америке.

— Снова вышла замуж?

— Да.

— Почему же тогда вы не поехали вместе с ней?

Она попыталась ускользнуть от единственного ответа, который могла дать:

— Вы всегда расспрашиваете своих гостей о подобных вещах?

— Только в тех случаях, когда на самом деле хочу побыстрее их спровадить, тогда я непременно затрагиваю эту тему. Вы не хотите говорить об этом?

— Наверное, для этого нет никаких оснований. — Она отпила глоток вина из бокала. — Глен был слишком сильно влюблен в мою мать и не имел ни малейшего желания делить ее с кем бы то ни было.

— Даже с ее дочерью.

— И с неродной дочерью тоже. — Она замялась. — Мы не очень-то ладили, и это расстраивало маму. Возможно, я поступила разумно, не поехав с ними, ничего хорошего из этого не вышло бы.

— Вы навещали их?

— Нет, но поеду к ним как-нибудь. — Клер весело добавила: — Когда-нибудь я буду путешествовать по разным местам. Надеюсь… Вы много путешествовали, Скотт? Расскажите о бескрайнем мире, который лежит там, за морем.

— Я испортил бы вам впечатление. Мы по-разному смотрим на вещи.

— Ну вот, опять становитесь циником!

— Я назвал бы это добрым отношением. Вам следует сохранить иллюзии, которые у вас остались.

— Мне? Почему?

— Кажется, жизнь уже нанесла вам несколько довольно тяжелых ударов. Готов поклясться, вы усвоили представления о мире своего отца, и он передал вам свой взгляды.

Она произнесла очень спокойно:

— Кто вам это рассказал?

— Никто мне не рассказывал. Просто ваше имя показалось мне знакомым. И на прошлой неделе я разыскал записи в своих старых бумагах. — В его голосе не слышалось ни малейшего раскаяния, когда он добавил: — Недаром говорят, что журналист всегда остается журналистом. — Его признали невиновным, — возразила Клер.

— Знаю. Но он вас погубил, разрушив вашу веру в его непогрешимость. Ни один человек не является совершенством. Если именно это вы ищете, то вам предстоят долгие поиски.

Клер поставила бокал на стол, так как ее рука вдруг задрожала.

— Я и не знала, что ищу чего-то особенного — конечно, не того, на что вы намекаете. Что все это значит, Скотт? Причиняете мне боль, потому что я не принимаю ваших условий игры? Что ж, это не делает вам чести. — Она уже встала, ее голос слегка дрожал, но оставался твердым. — Извините, вы зря потратили столько времени, чтобы подготовить грандиозную сцену с моим рыданием на вашем плече, но…

— Клер, прекратите! — Скотт тоже вскочил, преградив ей путь к ступенькам, ведущим в сад. В его серых глазах мгновенно исчез всякий намек на насмешку. — Я просто разговаривал с вами, вот и все.

Клер не пошевелилась, когда он нежно взял в руки ее лицо, и закрыла глаза, когда его губы коснулись сначала её виска, потом щеки, а затем прижались к ее губам с нежностью, которой она никогда не ожидала от этого человека, остающегося для нее загадкой. А когда поцелуй закончился, не посмела поднять на него глаза, боясь того, что он прочитает в них, боясь собственного отклика на его поцелуй.

— Уже поздно, — поспешно сказала она, нарушив молчание. — Мне пора возвращаться.

— Разве этого ты хочешь? — нежно спросил он.

«Нет, — хотела честно признаться Клер, — Я хочу остаться здесь, с тобой. Я хочу, чтобы ты снова целовал меня. Я хочу забыть весь мир».

— Да, — ответила она вслух, — именно этого я хочу.

Несколько секунд Скотт стоял неподвижно, потом улыбнулся, пожал плечами и отпустил ее:

— Сейчас принесу твой жакет.

Она стояла у лестницы, когда он вернулся. Скотт подошел и накинул на нее блейзер, его руки задержались на ее плечах, и она почувствовала, как вновь бешено забилось ее сердце. Клер порывисто спустилась вниз по ступенькам, бросив через плечо:

— Спасибо, что взяли меня с собой в Стенхоуп сегодня днем, и за ужин. Мне все это доставило удовольствие.

— Так же, как и мне, — ответил Скотт и потом с внезапным цинизмом грубо добавил: — Желание должно быть взаимным, зеленоглазка. Я не собираюсь тащить тебя в мое логово, перебросив через плечо.

— Буду помнить об этом, — отозвалась она, застыв на мгновение от этой грубой выходки. — Спокойной ночи!

— До встречи! — был короткий ответ.

Кое-как Клер пошла через сад. Она все еще ощущала прикосновение его рук и губ, тепло его дыхания и понимала, что эти мгновения разбудили в ней голодного зверя, с которым будет трудно совладать. Ах, если бы только у нее хватило мужества отдаться, ни о чем не думая, этой страсти! И почему она не способна забыть о завтрашнем дне, лишь жить сегодняшним, как это делает сам Скотт?