– Со всем моим уважением, инспектор, – сказал Стивен, откровенно веселясь, – этот ряд вопросов говорит о том, что моя добрая приятельница ввела вас в заблуждение.

Агата резко выпрямилась:

– О чем это вы?

Стивен рассмеялся:

– Она, несомненно, представила меня каким-то престарелым Казановой, постоянно переходящим от одной любовной победы к другой.

Хмурясь, инспектор возразил:

– Ничего подобного она не…

– Ох, я не хотел вас задеть, инспектор… да и вас тоже, Агата. Но я – человек женатый, и у меня было несколько неразумных связей.

Агата встала.

– Я, наверное, уйду в библиотеку, пока вы с инспектором продолжите…

– Чепуха! – возразил Стивен, взмахом руки приглашая ее сесть… – Я не поставлю в неловкое положение никого, кроме себя, а я очень редко испытываю неловкость, как вы могли заметить.

– Я просто спросил, – отметил инспектор, – были ли вы знакомы с Нитой Уорд.

– А я хотел указать на то, – ответил красавец профессор, – что, несмотря на кое-какие грешки, я вовсе не обязательно должен знать каждую продавщицу, хористку или шлюшку города Лондона… Нет, я видел мисс Уорд только один раз, вчера в театре. И я едва обратил на нее внимание.

– А вечером…

– Я был дома и читал про Одиннадцатую династию[6]. Агата, если только вы найдете время прочитать папирусы Хенанахта, то обязательно передумаете.

Инспектор бросил взгляд на Агату, и та со вздохом пояснила:

– Стивен выкручивает мне руки на предмет романа, где действие происходит в Древнем Египте.

Стивен весело проговорил:

– Ужасное алиби, инспектор, я понимаю. Я был один. Боюсь, что труппа «Ветряной мельницы» вчера не выезжала к частным лицам.

Инспектор попытался возмущенно выпрямиться, однако мягкое кресло этому воспротивилось:

– Сэр, это дело серьезное. Право же, мне не нравится ваше фривольное отношение.

Улыбка Стивена поблекла:

– Прошу прощения. День был долгий, и – я нисколько не желал бы унизить покойную мисс Уорд – мне пришлось решать проблемы жизни и смерти, связанные с войной и нашими молодыми людьми, которые рискуют жизнью. То, что вы пожелали втянуть меня в это просто из-за моей «репутации» – полная нелепица, и вместо того, чтобы оскорбиться, я решил посмеяться.

Инспектор, у которого день тоже был долгим, встал, кивнув:

– Я вас понял… У вас была возможность навести справки относительно курсанта Камминза?

Стивен тоже встал, доставая небольшой сложенный листок из внутреннего кармана пиджака.

– Вот адрес, где расквартирован Камминз, и фамилии нескольких старших офицеров. Вы могли бы застать его сегодня: он на пожарном дежурстве.

– Его жена нам сказала. Я так и сделаю.

Агата также поднялась с места. Она встала между мужчинами, взяв каждого за руку, словно добродушный рефери.

– Я предоставлю вам провести разговор самостоятельно, инспектор, – сказала она. – Боюсь, что на сегодня с меня хватит расследований.

– Понятно, миссис Маллоуэн.

Неожиданно взяв на себя роль хозяина, Стивен объявил:

– Я провожу инспектора Гриноу до машины, дорогая.

И, взяв за локоть, он повел его к двери и вывел на улицу.

Остановившись в дверях, она смотрела, как за невысокими кирпичными столбами ворот совершенно серьезный Стивен Глэнвилл беседует с Гриноу. Лицо у того тоже было серьезным, хотя это был явно вежливый обмен фразами, а не спор.

Когда следователь уехал на своем «Остине», Стивен вернулся на крыльцо.

– Ваше поведение, – сказала она, – было просто возмутительным.

– Мне не на что было ориентироваться: мне не приходилось бывать подозреваемым в убийстве.

Она прочла на его лице следы усталости от жизни, которую он сейчас вел: проблемы Уайтхолла, сложности жизни вдали от семьи, – и поняла, насколько фальшивым было его недавнее легкомыслие.

Она внезапно догадалась, о чем он говорил с Гриноу: несомненно, снова выдвигал аргументы против участия Агаты в расследовании.

– Вы и правда обо мне беспокоитесь? – спросила она, тронув его за рукав.

Сверкнула дьявольская полуулыбка:

– Осторожнее: помните, какой я мошенник с дамами… Может, поужинаем в местном ресторане, дорогая? Сегодня блюдо дня без карточек – печеная треска с фрикадельками из дикой моркови.

Агата поморщилась.

– Тайное оружие Гитлера, – проворчала она.

Однако захватила пальто и пошла с ним.

Итак, к вызванным сумраком опасностям затемнения и другим тревогам и неудобствам военного времени прибавился новый и в то же время слишком хорошо знакомый страх.

Пресса, в особенности бульварная, с кровожадной радостью смаковала столь традиционную доморощенную угрозу, делясь ею с читателями: казалось, журналисты скандальной прессы с радостью ухватились за возможность прервать длительное повествование о мировых бедах: падение Сингапура, продвижение роммелевского[7] Африканского корпуса по Западной Сахаре – ради доброй старой британской кровожадности.

Все респектабельные женщины, вынужденные в одиночку идти по темным заснеженным улицам, добираясь к бомбоубежищу, двигались поспешно, по-птичьи испуганно озираясь, страшась, что затаившийся убийца может выскочить из дверного проема или из-за угла, чтобы настичь очередную жертву. Но были ли безопасны бомбоубежища, если понедельничную жертву нашли именно в одном из них?

И как же не слишком респектабельные женщины Лондона?

Первый Джек-Потрошитель терроризировал Ист-Энд, который в то время печально славился изобилием «ночных бабочек». «Ночной Потрошитель», – бульварные газеты дали неизвестному убийце именно такое прозвище, моментально ставшее популярным, – выискивал своих жертв-потаскушек в Вест-Энде, ставшем (особенно в военные годы), по выражению старшего инспектора Фабиана, «квадратной милей порока».

Даже до введения затемнения минимальная видимость создавала условия, почти идентичные тем, при которых первый Джек творил свои зверства: узкие улочки и затененные тротуары (особенно в Сохо) гудели под пугающими шагами долгой и порочной истории лондонской преступности. Здесь можно было насладиться чем угодно, заплатив должную сумму: наркотиками, азартными играми, порнофильмами (в «подпольных» кинотеатрах). Можно было купить бриллиантовое кольцо всего за сто пятьдесят фунтов (только камень оказывался стразом и стоил примерно в тридцать раз меньше). Можно было найти «госпожу» с плетью или осквернить «девственницу» (в гардероб высокооплачиваемых девиц по вызову обязательно входил костюм девочки из католического пансиона).