Никаких свечей и факелов, никакой грубой кладки, характерной для средневековых строений. Глянцевый паркет темного дерева на полу, темно-ореховые резные наличники дверей, ажурные перила лестницы– все кричало о достатке, но было абсолютно типичным и обыденным для любого богатого загородного особняка!

–Как же так…-почти неслышно прошептала Кася, неуверенно поднимаясь на подгибающиеся от слабости ноги.

Неловкими шагами она прошла через холл, чуть не поскользнувшись на блестящем дереве паркета и, осторожно открыв самую левую дверь, буквально окаменела на пороге. Любые смутные сомнения и попытки как-то объяснить схожесть стилей и интерьера разных миров рухнули в пропасть ужаса и постепенного осознания всего кошмара происходящего, ибо прямо напротив двери на стене уютной, оформленной в классическом стиле гостиной, висел огромный плазменный телевизор. На диване, расположенном перед телевизором, небрежно валялся брошенный чьей-то беззаботной рукой пульт дистанционного управления. Совершенно обычный пульт, с привычными условными обозначениями и цифрами на маленьких кнопках. На журнальном столике, справа от дивана, стояла классическая настольная лампа на бронзовой подставке, с обычной же лампочкой под вышитым затейливыми цветами абажуром и тянущимся к полу проводом. Книжный стеллаж, занимающий левую стену комнаты, был щедро заставлен книгами. «Библия» – машинально прочла Кася, буквально споткнувшись взглядом о темный корешок толстого фолианта на полке, автоматически пробегая глазами легко читаемые названия книг.

«Опять открылись врата?»– с робкой надеждой, хоть и понимая уже, что занимается самообманом, подумала она– «Я поднялась по лестнице и открыла дверь в свой мир… Или эта дверь всегда вела туда? Врата постоянно открыты? ОН мне врал? Но почему они ведут в жилой дом, если я прошла через врата в том лесу?»– мысли путались, не давая даже по-настоящему разозлиться. «Чей это дом?»– с нарастающей паникой подумала Кася, но развить эту мысль не успела. Боль накрыла ее неожиданно, разламывая кости изнутри, сводя зубы и словно дробя локти и коленные чашечки в пыль. Девушка со стоном опустилась на пол, сильно закусив нижнюю губу и заваливаясь на бок. Катаясь по ковру, поджав колени к груди и тихо, по звериному, завывая, она переждала очередной приступ боли, который прекратился так же резко и неожиданно, как и начался. Потом молча лежала на спине, отрешенно глядя в потолок, с безразличием отмечая, как утекает драгоценное время и выжидая, не вернется ли приступ снова. Тело с дрожью отходило от перенесенных страданий. Поняв, что на этот раз боль отступила, девушка тяжело поднялась на ноги, совершенно не представляя, что делать дальше. «Наверное, надо осмотреться»– промелькнула здравая мысль– «Я потеряла много времени… В любой момент ОН может вернуться».

Как сомнамбула, Кася молча повернулась и вышла из комнаты, почему-то очень аккуратно прикрыв за собой двери. На мгновение замерла, пытаясь упорядочить скачущие в сумасшедшем танце мысли, и медленно двинулась вверх по лестнице, судорожно цепляясь за перила трясущимися пальцами. Босые ноги неуверенно ступали по устланным ковром мраморным ступеням. Каждый шаг давался девушке крайне тяжело– атрофировавшиеся за долгие дни мышцы непроизвольно сокращались, вызывая неконтролируемую дрожь в ногах, отчего лестница казалось просто бесконечной. Солнечные лучи больно резали отвыкшие от света глаза. Кася щурилась и теряла равновесие, несколько раз чуть не свалившись с лестницы. Наконец она оказалась на втором этаже. Девушка утомленно прислонилась к дверному косяку очередной комнаты. «Второй этаж, обычно, жилой»– отрешенно думала она, собираясь с силами после тяжелого подьема– «Значит, наверняка, здесь есть нормальная ванная. И Какой-нибудь шкаф с одеждой». Не находя в себе сил на обстоятельное обследование помещений, Кася решительно открыла первую же дверь на этаже, возле которой, собственно, и отдыхала. Выбранная ею наобум комната, несомненно, оказалась хозяйской спальней. Об этом говорила массивная двуспальная кровать со столбиками, покрытая темно-бордовым плюшевым покрывалом, занимающая большую часть комнаты, большой комод того же гарнитура и изысканное кресло под старину. В целом, вся обстановка говорила о стабильном достатке хозяев и, в то же время, о полном безразличии к окружающей обстановке. Без сомнения, над помещением хорошо поработал какой-нибудь модный дизайнер, однако общая безликость и штампованость внешнего вида спальни полностью лишала ее индивидуальности, наводя на мысли о дорогом гостиничном номере и давая ассоциацию с кадрами западных фильмов. Но, в данный момент, Касиным вниманием полностью завладела неприметная дверь в дальней части комнаты. По аналогии с общепринятыми тенденциями расположения комнат, на которые она сейчас очень надеялась, эта дверь обещала долгожданное свидание с ванной комнатой. Торопливыми шагами девушка пересекла спальню, утопая озябшими ступнями в густом пушистом ворсе бордового ковра, и с нетерпением открыла следующую дверь. За ней оказалась сквозная гардеробная, через которую как раз и можно было попасть в царство роскошного санфаянса, как было видно через распахнутый дверной проем. Метнувшись было в сторону ванной, Кася вдруг неожиданно замерла на месте, не сразу осознав, что именно привлекло ее внимание. Пару мгновений она стояла неподвижно, пытаясь собрать воедино осколки разлетающихся мыслей и понять, что так зацепило ее взгляд. Лишь спустя минуту она поняла, на что конкретно так пристально смотрит. В углу, возле двери, аккуратно сложенный на нижней полке лежал ее розовый плед.

Сомнений быть не могло. Плед был сложен таким образом, что сверху была прекрасно видна собственноручно вышитая ею надпись– «Касенька». Девушка на секунду забыла как дышать. Она медленно сделала шаг к полке и провела одеревеневшими пальцами по гладкой вышивке. Она не могла ошибиться.

Эта вышивка далась ей нелегко. В детстве бабушка потратила немало часов и нервов, пытаясь передать внучке свое кропотливое искусстве. Однако у маленькой Каси, казалось, руки росли не оттуда, откуда нужно, Она больно колола пальцы, путалась в нитках. Стежки получались неаккуратными и кривыми. Бабушка злилась, расстраивалась и, в итоге, махнула рукой. На память о впустую потраченных нервах остался коряво вышитый букетик нежно-лиловых маргариток, который бабушка любовно вставила в маленькую рамочку и повесила у себя над кроватью.

Когда бабушка умерла, семилетняя Кася забрала эту поделку себе и, чувствуя стыд за то, что не ценила передаваемый ей опыт и недостаточно усердно отнеслась к невинной просьбе пожилого человека, с неожиданным упорством и ажиотажем принялась оттачивать навык вышивальщицы. Спустя месяц девочка уже с виртуозностью создавала гладью сложные картины с пасторальными сюжетами, профессионально подбирая полутона муслиновых ниток и стыкуя невидимые швы. Она оказалась по настоящему талантливой белошвейкой. Возможно свою роль сыграли гены, а может быть это был тот самый случай, когда сработала поговорка про то, что «упорство и труд все перетрут», но ее работы поражали профессионализмом, аккуратностью и вниманием к деталям. Вскоре, однако, занятие ей наскучило и, чувствуя удовлетворение от проделанной работы и гордость за исполненное обещание (пусть и данное самой себе), Кася с облегчением навсегда забросила пяльцы и иголки. Вышитые картины и наволочки почили в бозе в родительском комоде, позже, однако, вместе с родителями же иммигрируя в Австралию (где, неожиданно, оказались предметом зависти их новых друзей, как редкие произведения искусства). А на память Касе осталась только маленькая рамочка с ее первыми неудавшимися маргаритками, столь любимыми ее бабушкой, и старый розовый плед, который одним из первых почувствовал на себе ее попытки осилить искусство белошвейки.