Его тело, накрытое с головой оранжевой клеенкой, везли на железной каталке по коридору крематория два санитара. Один из них остановился, чтобы закурить, и другой аккуратно толкнул каталку вперед. Каталка поехала боком, слегка задела по дороге оставленный неизвестно кем и неизвестно когда в коридоре огромный несгораемый шкаф, развернулась и аккуратно встала поперек дверей, над которыми висела всегда светящаяся стеклянная табличка: «9». Санитар с сигаретой догнал своего коллегу. Вдвоем они развернули каталку обратно и чинно-благородно вошли.

Они оказались в просторном светлом помещении, посередине которого находился большой, похожий на операционный, стол. У стола сидела Марина в ослепительно белом халате и в ослепительно белой нейлоновой шапочке. Не обращая внимания на вошедших, она возилась с палитрой, подбирая подходящий грим.

Кореянка Хо сидела неподалеку на стуле возле наклонной лежанки, на которой величественно покоился мертвый старик. Кореянка Хо энергично намыливала старику щеки.

Возле огромного окна, из которого открывался вид на пыльный пригородный пейзаж, за столом сидела женщина с высокой замысловатой прической, состоявшей из уложенных друг на друга соломенных змей, из под которых выбивались искусно растрепанные пряди. Это была Стелла Игнатьевна, сорокалетняя заведующая отделом. Занавески на окне были отодвинуты и заткнуты за водопроводные трубы, жаркое солнце золотым краем отделяло заведующую от прохладной полутени помещения. Перед Стеллой Игнатьевной стояло большое вогнутое зеркало. Увеличенное в несколько раз отражение ее лица, состояло, казалось, из сплошных пор, комочков пудры прилипших к волоскам под ухом и складок, в которых грим отошел и приоткрыл полосочку блестящей кожи. Хромированным медицинским пинцетом Стелла Игнатьевна выщипывала брови. Выщипанные волоски она складывала на бумажную медицинскую салфетку. Она обернулась на стук дверей.

— Здравствуйте, мальчики, — сказала она санитарам строго. — Нам Александр Петрович поставил, наконец, звонок, поэтому имейте в виду, теперь всегда звонить нужно, прежде чем войти. Сегодня он еще не работает, но во вторник как огурчик будет. Александр Петрович обещал электрика прислать. Я уже год, как его об этом просила.

— Смотрите, опять нам холодного вернули. — сказал один из санитаров независимо и показал на каталку. Заведующая так посмотрела на его сигарету, что он начал оглядываться по сторонам в поисках пепельницы.

— Что значит «вернули»? — поинтересовалась Стелла Игнатьевна. — Вы что хотите сказать, они прощание отменили?

— Чуть не отменили. Родственник приезжал бумаги подписывать, — сказал второй санитар и поправил черный резиновый передник на груди. — Отец, кажется. Посмотрел и отказался.

— В грубой форме, — добавил санитар с сигаретой.

— Не туда! — крикнула Стелла Игнатьевна, увидев как он примеривается к урне, стоявшей возле лабораторного шкафа. — У нас там салфетки использованные. Погасите и выкинете потом, в коридоре.

Она одела туфли и встала из-за стола. Марина и Кореянка Хо по-прежнему работали, не обращая внимания на окружающих.

— Живые себя неадекватно чувствуют, — сказал второй санитар авторитетно.

— Девочки, слышите? — сказала Стелла Игнатьевна воспитательным голосом, — третьего усопшего нам за истекший квартал возвращают.

— Они там ничего не понимают, — сказала Марина, не поворачивая головы, — а вы, — она посмотрела на санитаров уничтожающе, — не можете клиентам ничего толком объяснить.

Она снова наклонилась над двадцатилетней студенткой, лежавшей перед ней на столе.

— В следующий раз присылайте их прямо ко мне, я с ними сама разберусь, — сказала она, включила яркую галогеновую лампу и принялась тонкой кисточкой красить девушке пухлые детские губы в багровый цвет.

— В-общем, смотрите сами, — недовольно сказал санитар с сигаретой, — чтобы нам больше людей туда-сюда не возить. Мы не негры, сами понимаете, наше дело маленькое.

Они ушли.

Стелла Игнатьевна подошла к каталке и откинула клеенку. На каталке лежал улыбающийся мальчик с бледным напудренным лицом, слегка позолоченными волосами и пунцовыми губами. В маленьком, прижатом к груди кулаке мальчик сжимал упаковку жевательной резинки. Стелла Игнатьевна пригляделась. В уголке рта у мальчика была аккуратно приклеена покрытая блестящим лаком капелька синтетической слюны с пузырьками внутри, как бы готовая скатиться по щеке на подушку во время сна. Кореянка Хо неожиданно заговорила.

— Стелла Игнатьевна! — сказала она звонко и убежденно. — вы посмотрите последние журналы по похоронному делу. Французские, например. Там вообще покойникам пластические операции делают перед захоронением.

— Девочки, — сказала Стелла Игнатьевна неуверенно, — я тоже слежу за прессой, я тоже знаю: новые направления, тенденции, конец двадцатого века. Но ведь даже американцы так своих покойников не раскрашивают. Это же поп-арт какой-то, самый настоящий!

Двери отдела снова распахнулись и в помещение заглянул администратор Сева.

— Афанасьева, — сказал он Марине, — там тебя какие-то пенсионеры на входе спрашивают. Стеллочка Игнатьевна, — обратился он к заведующей, — не забудьте: у нас сегодня междусобойчик в половине четвертого.

— Спасибо, — сказала Марина. — Эй, Маленькая Будда! Подойди-ка сюда.

— Это я, что ли? — недоверчиво спросила Кореянка Хо, откладывая в сторону бритву.

— Да, а кто это еще может быть? — сказала Марина, оглядываясь.

— Вы все-таки по мальчику пройдитесь еще разок, — сказала Стелла Игнатьевна. — Слегка.

— Обязательно, — ответила Кореянка Хо.

— Мы придем через пятнадцать минут, — сказала Марина, стаскивая резиновые перчатки. — Моя закончена, можете отправлять.

— У них там холодильник сломался, в пятом, — сказала Стелла Игнатьевна, — они просили, чтобы она сегодня у нас полежала.

— Вы им там скажите, что мы не морг, — сказала Марина, — а то они его чинить будут три недели.

Девушки вышли. Громко щелкнул, выключаясь, электрочайник. Стелла Игнатьевна развела в чашке пакетик растворимого кофе, достала из пачки сливочное печенье и, с чашкой кофе в руке подсела к центральному столу. Она посмотрела на загримированную девушку. В глубине души Стелла Игнатьевна считала, что мертвые, — это живые, которым двигаться надоело.

— Ну, что, — сказала она девушке дружелюбно, хотя отлично знала, что в животе у мертвой, под страшным кривым швом находятся напиханные в беспорядке куски внутренностей и что под отпиленную крышку черепа, скальп на которую был натянут после трепанации как кухонная резиновая перчатка, тоже были затолканы всякие оставшиеся после вскрытия обрезки, свернутые в тугой ком, — вроде распогодилось, а?

Марина и Кореянка Хо стояли в коридоре, возле выхода в просторный холл крематория. Из холла до них доносился вокзальный гул. Жалюзи на огромных окнах были уже три года как сломаны и половину холла заливал горячий солнечный свет. Возле справочной стойки толпилось несколько человек, один из них — в зимнем пальто с каракулевым воротником.