Он внимательно посмотрел на меня.

– А отцу страшно, когда его ребенок вот так просто пропадает.

Я ответила ему невинным взглядом и промолчала. Если он надеется, что я стану относиться к нему серьезно, то этот номер не пройдет. Вот Калли принимал его всерьез.

– Хайнц, но она же взрослая, и у нее есть мобильный, правда, Кристина? И ты здесь уже освоился, что может случиться?

Но папа не сдавался.

– Я слышал голоса в саду. Мужской голос и твой. Ты с кем там разговаривала?

– Хайнц! – Доротея ткнула его в бок. – Ну хватит. Скажи-ка вот что: Нильс собирался прислать двух ребят на покраску, они уже приходили?

Папа сосредоточился на микроскопической рыбной косточке. Калли поперхнулся и закашлялся. Я постучала его по спине.

– Очки надевай, когда ешь рыбу, Калли, очень помогает.

– Спасибо, мне очки не нужны. Я не ем жареную селедку.

– А почему же ты закашлялся?

Калли взглянул на отца, взывая о помощи, но Хайнц был занят исключительно своей косточкой.

Мы с Марлен и Доротеей переглянулись. Доротея повысила голос:

– Хайнц, ребята приходили или нет, я тебя спрашиваю!

– Ну, они нам не подходят. Можно мне еще рыбки? Раз Калли рыбу есть не будет.

Он протянул ей тарелку.

Я заподозрила неладное.

– Что значит – они нам не подходят?

Отец медленно опорожнил бокал, потом стал накладывать себе на тарелку картошку и занимался этим неторопливо. Марлен начала терять терпение.

– Скажите же толком, приходили они или нет?

Отец показал, что у него полный рот, и принялся демонстративно жевать.

– Калли?

– Да, они приходили. Только впечатления не произвели. – Калли искоса взглянул на отца, но тот неутомимо жевал. – У меня тоже было странное чувство. И у Онно, мне кажется. А Хайнц разбирается в людях. Они еще очень юные. И какие-то немытые. От них пахло.

Мы переводили взгляд с Хайнца на Калли и обратно. Мой отец разбирается в людях? Это смешно.

– Папа, ты что с ними сделал?

Он возмущенно сглотнул.

– Ничего я с ними не делал. Ты за кого меня принимаешь? Я хорошенько их расспросил и внимательно осмотрел. Мы решили, что они нам не подходят.

– Что значит «не подходят»? – растерялась Доротея. – И кто это – мы?

– Калли и я, – отечески пояснил он. – Онно, кстати, тоже был не в восторге. Правда, говорит он немного, но я-то знаю, что он думает. Эти двое слишком молоды, не очень чистые, и, полагаю, без спиртного там тоже не обошлось. Как бы то ни было, я им сказал, что мы не нуждаемся в услугах, пусть ищут себе другую работу на каникулы. С этими у нас были бы одни неприятности, уж вы мне поверьте.

Он отправил в рот немалую порцию жареной селедки.

– Хайнц, ты что о себе вообразил? Нильс специально послал мне ребят, чтобы они помогли с покраской. Я же не могу все делать одна. Завтра нужно начинать красить, иначе мы не закончим к следующей неделе. Ты же знаешь наш график. Где я теперь возьму новых ребят?

Доротея вошла в раж. Калли понурился, весь сжался, сидя рядом с отцом, который, не смущаясь, продолжал жевать.

– Не надо злиться, Доротея. Наоборот, я тебя спас от большой головной боли. Кроме того, мой друг Калли тоже умеет красить, ведь правда?

Калли робко кивнул:

– Я тебе с удовольствием помогу. Только скажи, как все должно выглядеть.

– Спасибо, Калли. Будешь красить за двоих?

– Хайнц мог бы…

Отец с улыбкой покачал головой:

– Нет, Калли, я же дальтоник. Да и из-за бедра долго не простою на лестнице. Такая работа мне не на пользу. Ну и кто-то же должен за всем присматривать.

Доротея с Марлен безмолвно смотрели на него. Он выдержал их взгляд.

– А еще Кристина хорошо красит. В прошлом году она делала ремонт у Инес. Все получилось прекрасно. Как закончит с завтраком, так и начнет. Да не ломайте себе голову, мы с этим справимся.

Я встала и пошла к двери. Марлен с трудом оторвала глаза от довольного папы и перевела их на меня.

– Кристина, ты куда?

– Схожу за молочным десертом для Хайнца.

Нена

– У тебя нет никакого отравления!

На следующее утро меня разбудила Доротея. Глаза я открывать не стала и попыталась не обращать внимания на сигнал тревоги. Это она не про меня говорит. Во-превых, голос звучит приглушенно, из-за закрытой двери, а во-вторых, признаков отравления я не чувствую. Отец что-то ответил, но я не разобрала.

– Хайнц, не своди меня с ума. Через полчаса мы начинаем красить пивную… Что?… Нет, на это мне плевать… Давай шевелись!

Хлопнула дверь, я натянула одеяло на голову. Мы с Доротеей так давно дружим, делились всем, почему бы разок не поделиться папой. Я считала, что сейчас ее очередь. Дверь в мою комнату распахнулась.

– Проснулась? Хайнц там играет в дохлую лошадь. Что-то лопочет про отравление и уже собрался помирать. Хочешь взглянуть на него?

Доротея плюхнулась на мою постель.

– Неа, пусть останется в памяти, каким был. И кто же его отравил?

– Похоже, ты. – Доротея вздохнула. – Молочно-рисовым десертом. Просто ему неохота помогать красить, но мне плевать. Надо еще обклеить лентой окна и пол. Смотрите-ка, людей прогнал, а сам спит. Это неслыханно!

Она вскочила и распахнула дверь.

– Хайнц, через десять минут выходим. По мне, так можешь не мыться и не бриться, давай шевелись!

Она снова села.

– А ты лежишь себе спокойненько. Сегодня он меня действительно бесит.

Я сочувственно улыбнулась:

– Золотце, меня он бесит с субботы. А если хорошенько подумать, то уже лет сорок. Но к этому привыкаешь.

Папа в пижаме зашаркал по коридору. Ненатурально кашляя, он вошел в комнату, прижимая руки к животу, со страдальческим лицом.

– Привет. – Его шепот был едва слышен. – Ничего, если меня еще разок вырвет? Может, станет получше.

– Конечно! – пронзила его взглядом Доротея. – Сколько хочешь, только поторопись.

Он застонал и поплелся в ванную.

– Надеюсь, у него ничего серьезного.

– Чепуха! – Доротея встала и подошла к двери на террасу. – Только не надо за ним бежать и поддерживать голову. Что он там делает?

– Что?… – Я выскочила из постели.

– Да не Хайнц, а этот постоялец Марлен. Он фотографирует пансион. На острове есть виды и позаманчивее. Ну ладно, ты когда придешь?