Николас посмотрел в окно на огни Мейфэра и в очередной раз поднял руку, чтобы приказать кучеру поторопиться, но оборвал себя. Ни к чему проявлять слишком большое рвение. Скорее всего, его новобрачная все еще пребывает в дурном настроении.

Странно, но он волновался. Он – мужчина, способный очаровать любую женщину, ни одну из них не уговаривая.

Не приказать ли кучеру выбрать дальнюю дорогу к дому через парк? Нику хотелось сменить волнение на гнев, представляя себе, что придется укладывать в постель рыдающую девственницу. В конце концов, он зарылся пальцами в волосы и постарался думать о чем угодно, только не о своей новобрачной и постели.

Темберлей взял себя в руки, когда Гардинер открыл парадную дверь.

В доме было тихо. Ни плача, ни криков. Он вздохнул с облегчением.

– Молодая герцогиня дома? – спросил он дворецкого, подумав, не сбежала ли она к матери. – Я имею в виду здесь, в Хартли-плейс.

– Дома, сэр. Ее светлость удалилась в спальню, – ответил Гардинер. Дворецкий был спокоен, ничуть не утратив присутствия духа из-за неурядиц, которые, очевидно, творились тут вечером. Из Гардинера вышел бы стойкий солдат.

– А моя бабушка?

– Она уже легла спать, – любезно ответил Гардинер. – Может быть, вам что-нибудь принести, ваша светлость?

Ник подумал, не попросить ли еды, но есть ему не хотелось. Уснула ли Роза? Станет ли притворяться, что спит, когда он?.. Ник пальцем оттянул галстук.

– Нет. Я тоже отправлюсь спать.

Наверное, Гардинер счел это странным, поскольку на часах была всего половина одиннадцатого, а Николас обычно ложился в кровать уже после рассвета. Он заметил, что дворецкий бросил украдкой взгляд на часы и выжидал – герцог мог еще выйти из дома, поехать в клуб.

Николас расправил плечи.

– Доброй ночи, Гардинер.

Он поднимался по лестнице, в голове звучал бой боевых барабанов, в сотый раз за сегодняшний день он пожелал снова оказаться на войне.

Николас прошел через гардеробную. Должно быть, ее дверь заперта и она рыдает, уткнувшись в подушку. Он остановился в темноте, как шпион на задании, прислушался. И вдруг услышал смех в ее комнате, тихий рокот голосов, ведущих приятный разговор.

Неужели с ней ее мать? Лучше уж встретиться с гвардией Наполеона, чем с разгневанной мамашей. А может, это бабушка навестила новобрачную?

Нет, невозможно – он никогда не слышал, чтобы бабушка смеялась.

Ник не потрудился постучать – просто отворил дверь. Это его дом, его жена, а впереди их первая брачная ночь.

Брови Темберлея поползли вверх: в комнате находились две женщины. Та, что меньше ростом, – одна из служанок. Другая – невероятная красавица – его жена. Он резко втянул в себя воздух. Роза была высокой и стройной, в сером шелковом платье. Плотной вуали теперь на ней не было, и ее роскошные волосы волнами спадали на спину.

Рыжие.

Ник удивился, что у нее рыжие волосы. Он предпочитал блондинок. Или считал, что предпочитает.

Обе женщины ходили по комнате с книгами на головах.

– Вот, уже лучше, Анна. Не позволяй книге упасть. Держи спину прямо, а колени чуть-чуть согни.

Служанка сделала три нетвердых шага и рассмеялась, поймав на лету книгу, соскользнувшую с головы.

Рыжеволосая красавица тоже засмеялась. Она не замечала мужа и, судя по всему, ничуть о нем не скучала.

– Попробуй снова. Смотри на меня. – Она положила книгу на голову – волосы поблескивали золотом в свете свечей.

Ладонь Ника сжала дверную ручку. Такие ли они мягкие, какими кажутся? Он подумал, что выяснит это, когда они коснутся его обнаженной кожи в постели, и едва сдержал стон.

Ее платье тихо зашелестело, когда она грациозно пошла вперед.

Присев в реверансе перед своей служанкой, Маргарита поднялась и закружилась на месте. Книга у нее на голове даже не покачнулась.

– Мой отец утверждал, что правильная осанка – это то, что отличает истинную леди…

Она резко остановилась в вихре шелка и рыжих волос, когда ее глаза встретили его взгляд, и удивленно вскрикнула – книга соскользнула с головы. Ник шагнул вперед и подхватил книгу.

Уставился на томик в изумлении.

По яркому румянцу, окрасившему щеки жены, он понял, что она уже знает, что скрыто под переплетом. Эта книга была свадебным подарком от Себастьяна – шедевр из эротической коллекции известного осужденного на смерть изменника, имевшего склонность к подобным вещам. Вдова этого человека распродала коллекцию таким людям, как Себастьян, за баснословную сумму, сравнимую с состоянием старой герцогини.

Анна положила другую книгу на стол и присела в реверансе.

– Простите меня, ваша светлость. Я не заметила, как вы вошли. Мы слишком шумели? Неужели мы побеспокоили вас? – Она покраснела и зажала рот ладонью, внезапно сообразив, почему он здесь.

Новобрачная молча смотрела на мужа, очевидно, лишившись дара речи.

Анна еще раз присела.

– Не будете ли вы так добры немного подождать в ваших покоях. Я сообщу мистеру Партриджу, когда ее светлость будет готова… – Анна покраснела и опустила глаза.

Разрумянившаяся новобрачная выглядела перепуганной девственницей.

Джентльмен немедленно покинул бы комнату, извинившись за вторжение. Но ступни Николаса словно приросли к полу. Что-то в этой женщине и в самом деле пробуждало в нем дьявола. Возможно, ее красота. Или отвага и дерзость. А может, то, что она все же стала его женой, хотя он и не хотел жениться.

Молодой герцог выдвинул стул.

– Я подожду прямо здесь.

И леди, и служанка смотрели на него с одинаковым ужасом.

– Можете приступать, – сказал он Анне, но та застыла на месте.

Было так тихо, что он слышал, как тикают часы в соседней гостиной.

– Вы могли бы отпустить Анну, а я помогу вам снять ваше платье, герцогиня, – сказал Николас. – Я умею управляться с мелкими пуговицами не хуже любой камеристки в Лондоне.

Маргарита прищурила глаза, пытаясь определить, всерьез он это сказал или нет. В ответ на этот вызов Николас поднялся и пересек комнату. Она твердо выдержала его взгляд. А он заступил ей за спину, убрал со спины роскошные волосы – они оказались именно такими мягкими, какими выглядели, – и взялся за первую пуговицу.

Она резко рванулась вперед, прочь от него.

– Анна, ты можешь идти!

Служанка бросилась к двери.

Маргарита повернулась к мужу.

– Анна – порядочная девушка и не заслужила подобного обращения, ваша светлость, – упрекнула она его.