Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Юп! Уважай труд матери! Что ты тут развёл?
– Я не хочу есть. Хочу рисовать. Едой!
–Что за идиотизм! Не хочешь есть, тогда марш в комнату и до ужина ты не получишь ни крошки! Может, тогда ты начнешь ценить, что имеешь! – сказал отец и указал на лестницу. Йозеф обиженно надул губы, встал, и со скрипом отодвинул стул. Когда семейство видело только его спину, он довольно улыбнулся. Первая часть плана удалась.
Замок защелкнулся изнутри. Йозеф посмотрел из окна – высоко. Водосточная труба выглядела крепкой, но казалась скользкой: местами она блестела на солнце тонкой коркой льда. Из шкафа беглец достал старое пальто, заранее приготовленную им, поношенные ботинки не по размеру и шапку. Сейчас он больше походил на карлика-бродягу в чужих обносках. Но это было даже лучше – для конспирации. Йозеф встал на подоконник и потянулся к трубе. В его воображении он, как пожарный по тревоге скатывался с шеста. Но на деле, повиснув на трубе, Йозеф засомневался в затеи. Под ногами разверзлась пропасть, а металлическая конструкция пугающе заскрипела. Мальчик мертвой хваткой держался за трубу: обратно в окно уже не залезть, спускаться – страшно, а оставаться на месте нельзя. Металлический скрежет. Вырывались болты из стены, труба чуть наклонилась. Йозеф проклинал затею и мысленно звал маму, папу и всех святых. Еще на несколько градусов он оказался ближе к падению. А помимо удара о землю его придавит здоровенной трубой. Руки соскользнули. Под всем телом образовалась пустота стремящиеся заполнить себя несчастным мальчиком. Он даже не успел вскрикнуть, а земля уже приняла его в свои объятия.
Йозеф лежал не понимая, чувствует боль или нет. Он распростер руки широко в стороны, словно крылья ангела и глядел на покосившуюся трубу и своё окно. Сейчас они казались не так высоко. Страшно было пошевелиться, вдруг сломана кость. Но снег заваливался за шиворот и в штаны тая в самых чувствительных местах. Йозеф решился и медленно встал. Ничего не болело. Он отряхнул пальто и осмотрел место падения. На снегу отпечатался глубокий рельеф его тела.
Эта была первая рабочая неделя после нового года. Украшения постепенно исчезали, унося с собой праздничный дух, а магазины приходили в себя после рождественских продаж. И сейчас совсем другой дух витал по улицам Мюнхена. Кризис, вслед за Америкой всё больше обволакивал Германию. Безработица и нищета – казалось, это было уже так давно, но многие еще хорошо помнят то время. И надеясь на лучшее, всё же, готовились к худшему.
Быстрым шагом, стараясь не поскользнуться, Йозеф шел навстречу с давно терзавшей тайной. За всё то время он представил десятки возможных сюжетов, скрывающихся за чуть корявыми буквами на пожелтевшей бумаге, порой настолько необычные и захватывающие что сами по себе становились историями, но ни что не могло сравниться с истинной.
Дверь не поддавалась на упорные толчки мальчика. Он спешил, и такая мелочь как запертая дверь сейчас не могла его остановить. Йозеф принялся колотить по стеклу, в надежде, что его услышат, но тщетно. За витриной была видна ёлка с погасшей гирляндой, словно в последний его визит исчез и сам хозяин магазина. Не на шутку встревоженный Йозеф оглядывался по сторонам в поисках решения и увидел отколовшийся кусок брусчатки. Тяжелая глыба в руках мальчика стала грозным оружием, способное освободить путь к письму. Последствия сейчас мало волновали его, но что-то дикое проснулось в нем тогда. Йозеф размахнулся, держа прицел возле внутреннего замка, чтобы разбив стекло, затем вскрыть его. Камень своим весом утягивал назад.
Скрипучая деревянная дверь открылась в том же доме, но немного правее магазина. Злодей с камнем отвлекся на выходящую из неё толстую женщину с двумя детьми и рухнул вслед за утягивающим куском брусчатки. Только когда он лежал тротуаре, с ушибленным копчиком, мальчик осознал глупость такого плана и в тот же момент его осенила новая идея.
Йозеф нырнул в подъезд, и холод сменился теплой сыростью. Деревянная лестница дома не выглядела надежной. Последняя ступень в пролете отозвалась на приход гостя жалобным скрипом. На площадке, освещенной электрической лампой, было четыре двери. Две правые Йозеф сразу исключил, ведь магазин был слева. Еще две мало чем отличались друг от друга. Выбор был сделан казалось случайно, но на самом деле он был сделан еще до того, как Йозеф вошел в подъезд. Дверь, в которую он начал стучать была недавно окрашена в синий цвет, а ручки блестели в свете лампы – в такую дверь больше хотелось постучать. Внутри, звучавшие прежде голоса стихли, сменившись на топот. Щелкнуло несколько замков, и дверь отворилась. Незнакомый мужчина стоял на пороге и пристально смотрел на Йозефа в ожидании объяснений.
– Простите, похоже, я ошибся квартирой, – расстроено сказал он.
– Кто там? – донесся голос из квартиры. «Ицхак!» – догадался Йозеф.
– Не знаю, какой-то ребенок, – ответил незнакомец.
– Что за ребенок?
– Мальчик!
Они продолжали общаться криками через всю квартиру. Это начинало раздражать.
– Это я – Йозеф!
– А! Впусти его, Виктор!
Неуклюжий мужчина с широкими плечами посторонился, и мальчик вошел.
На столе в гостиной дымилась оставленная на краю блюда сигарета, печально стояла пустая бутылка водки и будучи центральным объектом натюрморта, свидетельствовала о состоянии мужчин. Растянувшись в глубоком мягком кресле, сидел Ицхак с лицом красным и довольным, а его товарищ, так и не присев начал натягивать на себя длинный тяжелый плащ.
– Эй, ты куда? – спросил Ицхак.
– За второй, – твердо ответил Виктор, – раз уже подняли меня, – добавил он и, уходя, громко хлопнул дверью.
Они остались вдвоем.
– Ты нас поймал, – весело сказал Ицхак, – извини, тебе предлагать не буду. Приходи лет через десять тогда может быть и выпьем.
– Кто это с вами был? – спросил Йозеф совсем не то, что хотел.
– Виктор, мой старинный друг и партнер по бизнесу. Мы очень давно не виделись, – сказал он задумчиво двигая пустую рюмку. Йозефу пришли на ум слова отца об Ицхаке, то чем он занимался в прошлом. На мгновение Йозеф увидел хозяина магазина совсем иначе: мерзким, жадным, бесчеловечным и циничным – именно таким, как видел его отец. Но наваждение прошло, когда Ицхак засмеялся после попытки отпить из пустой рюмки.
– А то письмо, с