– Она спит с Воном? – Арабелла зарычала в ухо моей сестре, оскалив зубы.

– Ешь дерьмо! – закричала Поппи.

Арабелла слегка кивнула Сорену. Он сунул голову Поппи обратно в бассейн. Пузырьки собрались вокруг головы моей сестры, как корона.

– Может, это освежит ее память, – промурлыкала Арабелла, присаживаясь на бортик бассейна и лениво заплетая свои длинные темные волосы. Я схватила телескопический шест, подошла к Сорену сзади и метнула шест ему в голову, как меч. Он повалился на траву, как игрушечный солдатик. Из зеленых травинок раздался его вопль.

– Черт возьми. На этот раз сумасшедшая сучка действительно сделала это! – Элис хлопнула себя по бедру.

Однако она не помогла Сорену. Она просто стояла и смотрела на меня. Не обращая на нее внимания, я бросилась к бассейну и вытащила Поппи, сцепив руки под мышками. Я оттащила ее на траву рядом со стонущим Сореном и перевернула на четвереньки, хлопнув по спине.

Она выкашливала струи воды, плача и хрипя. Как только Поппи развернулась и села на траву, я развернулась на каблуках, желая разобраться с ее так называемыми друзьями.

– Что с тобой не так? – я толкнула Арабеллу в плечо.

Когда Элис пришла ей на помощь, я отвесила Арабелле такую пощечину, что она споткнулась и грохнулась на задницу. Вокруг нас образовалась толпа любопытных тусовщиков. Наплевать.

Они зашли слишком далеко. С их словами я могла бы справиться. Но никто не может прикоснуться к моей семье и выйти сухим из воды. Никто.

– Ты должна винить только себя, Вампирша. Это ты стремилась раздвинуть ноги перед королями Тодос-Сантоса, не выяснив, на кого из них я положила глаз. – Элис толкнула меня, обвиняюще ткнув пальцем в грудь.

Я откинула голову назад и рассмеялась.

– Это произошло потому, что вы, девочки, не можете видеть, что публично сосать чужие члены – это не то же самое, что встречаться с их обладателями. Вон и Найт никогда не будут твоими. Не из-за Поппи, или меня, или Луны Рексрот. Они не будут твоими, потому что ты гнилой человек и недостойна воздуха, которым дышишь!

Из всех людей на вечеринке я нашла только одного нормального парня – Хантера, и он помог мне донести Поппи до машины. Я пристегнула ее, отвезла домой, отвела в душ и ухаживала за ней до конца выходных.

Поппи больше никогда не разговаривала с Арабеллой, Элис, Стейси или Сореном.

Она больше не плакала ни о Найте, ни о возвращении в Великобританию.

Она покончила с Тодос-Сантос и ждала возвращения домой – так же, как и я.

* * *

До конца выпускного года я не высовывалась – даже когда стало известно, что Вон решил отвезти Арабеллу в Индиану и представить ее перед всеми на свадьбе Дарьи Фоллоуил. Приглашение было неожиданным, но оно вызвало множество слухов о том, что они встречаются.

Позже я подслушала, как Элис шептала Стейси, что Арабелла пыталась поцеловать Вона во время той поездки, и он чуть не сломал ей нос, отбиваясь от нее.

Почему он взял ее с собой через всю страну, было загадкой, с которой мне предстояло жить. Неужели он действительно ненавидел меня так сильно, что был готов вынести присутствие моего врага только для того, чтобы доказать свою правоту?

В любом случае папа был прав. Мне нужно было занять должность ассистента, смириться с этим и жить своей жизнью дальше.

Я выглядела жизнерадостной и невозмутимой, даже когда Вон провел недели после объявления о своей стажировке, ища любой предлог, чтобы насмешливо ухмыльнуться мне в попытке разозлить меня. Я всегда знала, когда он находился в одной комнате со мной, даже если стояла спиной к нему, потому что кожей ощущала нависшие надо мной грозовые тучи. Он еще официально не предложил мне должность ассистента, и я еще не согласилась.

Тем временем Вон решил оторваться по полной до выпуска и стал абсолютно неуправляемым. Как будто получение того, чего он хотел, – стажировки, – вместо того, чтобы принести удовлетворение, напрочь уничтожило все, что осталось от его радости. Он казался совершенно несчастным, даже более, чем обычно, и начал прогуливать школу по три-четыре дня в неделю, вероятно, вообще отказавшись от своего школьного аттестата.

Однажды я мельком увидела его отца, пробиравшегося по коридору Школы Всех Святых, как демон. Одетый в элегантный черный костюм, с хмурым взглядом на лице, не допускающим ошибок, этот человек не оставлял сомнений в том, что Вон – его плоть и кровь. Один взгляд Барона Спенсера мог ранить вас с другого конца коридора, и жар разлился по моим щекам, стоило мне вспомнить, как я сказала Вону, что вызову полицию, а он ответил, что его отец владеет всеми в этом городе.

Позже я поняла, что это не было фигурой речи.

Директор пригласил родителей Вона на беседу, но когда Барон Спенсер покинул помещение час спустя с торжествующей улыбкой на лице, думаю, что именно он устроил директору допрос с пристрастием.

Это так расстроило меня, что я прикусила внутреннюю часть щеки, пока теплая соленая кровь не закружилась у меня во рту. Вон ничего не сделал, чтобы заслужить беззастенчивую любовь и поддержку, которые предлагали ему родители.

Когда Вон действительно ходил в школу, он выглядел так, словно его протащили через все части ада – в синяках, избитый, с порезанными губами и темными кругами под глазами. Я слышала, что он ввязывался во множество драк, и его лицо подтверждало это. Его рубцы открывались, если он говорил или двигался не в ту сторону.

Он перестал разговаривать с людьми, посещать вечеринки и, по словам его друзей, отвечать на текстовые сообщения и телефонные звонки. Больше не распространялись слухи о его публичных минетах на территории школы или где-то еще, и единственными людьми, с которыми он, казалось, все еще до сих пор общался, были Найт Коул и Хантер Фитцпатрик.

Я хотела спросить его, планирует ли он предложить мне должность ассистента в ближайшее время – если вообще планирует. То, что папа сказал, что обсудил это с Воном, не означало, что он так и сделает. Но моя гордость, смешанная с тем фактом, что я действительно не хотела привлекать его внимание к себе, когда он, казалось, наконец забыл о моем существовании, удержали меня от вопроса.

Все изменилось за последнюю неделю в школе.

Я пришла домой после занятий с намерением поплавать, а затем попыталась поработать над эскизом для моей следующей работы, который никак не приходил в голову. Меня сводило с ума то, что я не могла определить, как должна выглядеть моя сборная статуя. Я уже стала подозревать, что Вон не только запудрил мне мозги, но и сделал что-то с моим вдохновением.

Я бросила свой рюкзак у лестницы, пинком захлопнула за собой дверь и на всякий случай дважды заперла ее. Я хотела поплавать голышом – не из-за дурацких линий загара, как сказал Вон, но потому что где-то читала, что плавание голышом напоминает людям, каково это – быть в утробе матери, а я отчаянно жаждала почувствовать эту связь с мамой.