– Спасибо, не нужно, я и сама дойду. Вы пока здесь будете?

Мы дружно кивнули, и Света слегка неуверенной походкой вышла из столовой.

Некоторое время мы сидели в тишине, потом Нина первая начала беседу.

– А вы на курсы ходите, вместе со Светой? – догадалась она. Я кивнула. – Меня Ниной зовут, – представилась девушка.

Я тоже назвала свое имя, а потом добавила:

– Я познакомилась с твоей сестрой, Милой. Когда я занималась, в аудитории у них живопись была, мы и разговорились.

– Надо же! – удивилась Нина. – Милка вообще молчунья, она трудно с людьми сходится. Только со мной и общается, потому и в эту художку вместе со мной поступила, чтоб хоть не одной в большом городе быть. И как вы ее разговорить умудрились? Она же с детства заикается, сейчас лучше стало, но, может, из-за этого с людьми общаться стесняется…

Вот, оказывается, почему она так странно разговаривает, догадалась я про себя. А потом призналась:

– Мы вместе с ней курили, а между курильщиками, сами понимаете, проще разговор налаживается.

– А, вот оно что! – протянула Нина. – Да, Милка никак бросить не хочет, мать-то наша не знает, а я сестру всегда прикрывала, чтоб скандала не было. Но она и закурила, потому что комплексует сильно, что не такая, как все. Куда ей на психолога учиться, она в своих-то проблемах не разберется… Я сначала даже обрадовалась, что она за мной в институт увязалась, вроде вышивка – спокойный факультет, там должны все такие, со странностями, учиться. А на самом деле все боком вышло. Милка терпеть не может пары, ходит, потому что я учусь, и все. Она никогда прямо не скажет, что ей что-то не нравится – будет молча ходить и ничего не делать. Пока я ее куда-нибудь не пристрою, так и будет тянуться… Вот листовки ей предложила раздавать, но мне кажется, ничего путного из этого не выйдет. Я сплоховала – промоутер ведь должен быть общительным, правильно? А она часами стоит с этими бумажками на улице, все мимо проходят. Только пока ничего не нашла, наверно, предложу ей уволиться…

Странно, мне Мила не показалась таким запущенным случаем, как описывает ее сестра. За исключением необычной манеры говорить, она производила впечатление обычной девчонки, которой просто не нравится факультет, на котором она учится…

– Не знаю, но, по-моему, вы преувеличиваете, – с сомнением проговорила я. – Мила странно разговаривает, но она не умственно отсталая, насколько я могу судить по нашему общению.

– Да я разве говорю, что она слабоумная? – вытаращила Нина глаза. – Просто она забитая и неуверенная в себе. А так я ее всю жизнь знаю, она хорошая и не злая, как эти грымзы у нас на иконописи. Уж Мила бы никогда гадость никому не сделала, да и зачем ей. А эти расфуфыренные куклы Свете завидуют, так как Роман Александрович ее хвалит. Да у нас почти все в него втрескались, и не только среди первокурсников, но и старшие девушки Кузнецову глазки строят.

– А он что? – поддержала я разговор, который живо заинтересовал меня.

Нина махнула рукой.

– А кто его знает? Что у него на уме, неизвестно. Он вроде бы женат, но по нему этого не скажешь. Говорят, что вроде тех, кто ему нравится, он на дополнительные занятия оставляет, так сказать, общается с ними наедине. Но мне не верится, что он такой маньяк, хотя не исключено, что Света ему нравится. Они подходят друг другу – оба художники, необычные. А девчонки наши, хоть и на иконописи учатся, думают не об учебе, а о том, как поудачнее замуж выскочить. Вот, Катька, например, тупая как пробка, ходит накрашенная, модная, вся из себя. А задания за нее старшая сестра делает, которая тоже на миниатюре учится. Точнее, Катька ее работы за свои выдает. Думаю, ее не выкинут из института – она девка ушлая…

– И как никто из преподавателей не догадывается, что она чужие работы берет? – удивилась я. – Вы же все задания в мастерских делаете!

– Ну она ловко лапшу на уши вешать умеет! – хмыкнула Нина. – То преподавателю глазки состроит, то изобразит святую невинность. Ей все помогают, а на мастерстве, пока Роман Александрович другим помогает или еще по каким делам отлучается, она ловко достает готовую работу – и вот вам, пожалуйста, все нарисовано, какие претензии? Не знаю, почему ей все дозволено. Хотя посмотрим, как она историю сдаст, там-то сжульничать не выйдет…

– Да, что тут скажешь, странные люди учатся на отделении иконописи, – проговорила я задумчиво.

– Ничего странного! – махнула рукой девушка. – Просто не все студентки толком понимали, куда поступают. Я уверена, что не только мы с Милой собираемся уйти из художки, другие тоже не выдержат. А Свету и правда жалко. Я утром заметила, что она еще до истории с испорченной калькой какая-то подавленная была. И с Романом Александровичем у них какие-то непонимания возникли…

– А что со Светланой случилось? – полюбопытствовала я.

– Да сначала подумала, она не выспалась, – пояснила Нина. – Ну не такая она, как всегда, была. Обычно улыбается всегда, а сегодня неразговорчивая, хмурая была. То ли задание не по силам ей оказалось, то ли какие неприятности дома… А испорченные работы ее и вовсе добили, я думала, с ней нервный срыв будет.

Я задумалась. Интересно, с чем связано изменение настроения Куприяновой. Может, она с мужем поссорилась? Надо бы разузнать у Павла Федоровича, какая кошка между ними пробежала. Или все-таки поссорилась с преподавателем?..

– Она ничего толком о себе не рассказывает, – продолжала студентка. – К ней в душу непросто залезть. Со всеми добрая, вежливая, но рот на замке. Когда только начали учиться, я думала, что ее ничего, кроме живописи и иконописи, не интересует, только недавно с удивлением узнала, что, оказывается, она замужем. И что самое удивительное, муж – не художник, как они вообще поладили!

– Чужая душа – потемки, – произнесла я неопределенно. Нина кивнула, а потом спохватилась, что засиделась: скоро начнется занятие, да и Свету надо разыскать, пока она не совершила какую-нибудь глупость вроде прогула пар.

– Я побегу, приятно было познакомиться! – бросила Нина на прощание. Я ответила ей взаимной любезностью и, дождавшись, пока девушка выйдет из столовой, достала мобильник. Набрала номер Куприянова – надо же узнать, что творится со Светланой!

Трубку взяли только с четвертого гудка. Павел Федорович тут же осведомился, достала ли я какие-либо компрометирующие доказательства неверности жены, однако, судя по голосу, мой отрицательный ответ ни капли его не расстроил.

– Продолжайте работать, – сказал он мне с видимым облегчением.

– Я звоню вам вот по какому вопросу, – сказала я в трубку. – Скажите, вы в последнее время со Светой не ссорились?

– Да нет, мы даже толком не общаемся, – сразу ответил Павел Федорович. – А почему вы спрашиваете?

– В последнее время ваша жена чем-то обеспокоена, – пояснила я. – Вспомните хорошенько, может, вчера что-то случилось между вами? Обидели ее случайно, ненароком?