А нужно было закрываться, господин ректор, с легким злорадством подумала я, что бы вас всякие посетители не беспокоили после окончания рабочего дня, да еще и без предварительной записи.

− Адептка Стеллария Паэр, − вместо этого произнесла я, появляясь перед ректором на пороге его кабинета.

− Адептка Паэр? Не ожидал от вас такого энтузиазма, − кажется, ректор действительно был удивлен моему появлению. − Неужели вас и впрямь так увлекла идея индивидуальных тренировок, что вы не могли дождаться хотя бы следующего дня, чтобы договориться со мной о времени их проведения?

Спокойно, Стелла, спокойно, мысленно убеждала я себя, продолжая вежливо улыбаться. Помни об обещании, которое ты дала совсем недавно. Ты обещала, что не будешь обижать хорошего мальчика. Подумав о ректоре как о «хорошем мальчике», мне отчего-то стало смешно. Видимо, что-то все же отразилось на моем лице, потому что ректор как-то странно на меня посмотрел.

− С вами все в порядке, адептка? − спросил он, не отрывая от меня взгляда.

Я хотела ответить, что в полном, но поняла, что не могу этого сделать. Потому что из горла рвались только истеричные рыдания. И единственное, что я могла сделать, чтобы не выпустить их на свободу, это молчать. О том, что бы как-то подавить их и ответить ректору по всей форме, речи не шло.

− Так, с вами все понятно, адептка. Переутомление на лицо, − с этими словами магистр подошел ко мне, а затем взял за руку и подвел к одному из кресел, усаживая в него. − Что же вы так себя не бережете? А ведь еще только первый день занятий. Или, − он внимательно вгляделся в мое лицо, − уже решили написать заявление об отчислении?

Я, может быть, и хотела, но идти в этом мире мне было некуда. Обучение в магистериуме было моим единственным шансом, но я, по понятным причинам, не могла в этом признаться.

− Нет, − я все-таки смогла взять себя в руки, и ответила на заданный ректором вопрос.

− Хорошо, − усмехнулся он. − Тогда что же вас привело сюда, адептка?

− Обязанности старосты, которой вы столь любезно меня назначили.

− Желаете, чтобы я освободил вас от них? Неужели ваши одногруппники уже успели утомить вас?

− Вовсе нет, совсем напротив, они очень милые ребята. Хотя, должна признать, что набор этого года несколько специфичен, и весьма отличается от наборов прошлых лет, как я успела узнать. Вероятно, это связано с введением новых образовательных стандартов?

Наша беседа становилась почти светской, но ректор сумел все испортить.

− Как интересно, адептка, − задумчиво протянул он, не отрывая взгляда от моего лица. − Вы так осведомлены об особенностях образовательного процесса, как будто сами принимали в нем непосредственное участие.

Услышав это, во мне внутри все напряглось, но я внешне я никак не выдала своего волнения. Во всяком случае, я надеялась, что это было именно так.

− Наверное, вы помогали в организации работы средней школы, там, на Островах. Верно? − спросил он.

− Что-то вроде того, − ответила я. Гроза обошла меня стороной, но вот надолго ли?

− Итак, адептка, в чем же причина вашего визита?

− Обязанности старосты, магистр Орин, − повторила я. − Дело в том, что мои одногруппники попросили меня об одолжении, если так можно выразиться. Они желают заниматься физподготовкой сверх учебного плана, и хотели бы делать это в утренние часы. Но для этого им нужно ваше разрешение.

− Вот же… паршивцы, − ректор, очевидно, хотел употребить иное слово, но вовремя удержался.

− А мне они показались вполне хорошими ребятами, − как ни в чем не бывало заметила я.

− Вам они понравились? − взгляд ректора впился мне в лицо. − Возможно, кто-то больше остальных?

Вопрос ректора, определенно, был странным, но я решила не обращать на это внимания.

− Да я и познакомиться-то ни с кем толком не успела, − ответила я. − Разумеется, мне, как старосте, не стоило бы признаваться в этом. Но, думаю, что факт того, что сегодня только первый день занятий, немного извиняет меня. К тому же, в моем распоряжении до сих пор нет списков академической группы, а это уже не мое упущение.

Я посмотрела на ректора максимально невинным взглядом, в котором, я надеюсь, он смог прочитать раскаяние вперемешку с изумлением и даже, отчасти, негодованием. Ну еще бы! Назначили юную наивную первокурсницу, приехавшую из какой-то глуши, в старосты группы юношей-переростков, и даже список этих самых переростков не дали. Безобразие какое-то!

− Действительно, это мой недосмотр, − неожиданно легко признался ректор. − Список группы будет у вас завтра утром. Но, неужели, вы, адептка, не успели познакомиться ни с одним из одногруппников? − продолжил свой допрос ректор.

− Ну почему же? С одним успела.

− И с кем же, позвольте узнать?

− Неужели это так важно, магистр Орин?

− Адептка Паэр, позвольте мне решать, что важно, а что нет, когда речь касается образовательного процесса. Не хочется напоминать вам лишний раз, но я, все-таки, ректор этого учебного заведения.

Я смотрела на этого самого ректора, понимая, что что-то в нашей беседе идет на так. Она принимала странный оборот, выходя далеко за рамки формальной. Впрочем, уже с нашей первой встречи наше общение было таковым. Возможно, именно поэтому я продолжала эту беседу вполне спокойно, не стремясь как можно быстрее закончить ее и не сказать лишнего. И весьма напрасно.

− Прошу прощения, господин ректор, − ответила я, но в моем голосе не было ни капли сожаления.

− А теперь, все же, потрудитесь назвать имя того одногруппника, которое стало вам известно.

− Вы дали такое точное определение, магистр Орин, − улыбнулась я. − Должна признаться, что, несмотря на то, что во время обеденного перерыва я успела пообщаться практически со всеми адептами из своей группы, имя лишь одного из них я знаю. Ринолиэн Кардин познакомился со мной перед началом занятия и любезно показал дорогу до учебного класса. Очень вежливый молодой человек, должна заметить.

То, какое я дала ему определение, больше пристало бы дать не слишком молодой тетушке, которой я не являлась. Честно признаться, я немного забылась, и вошла в ту роль, которую обычно играла в родном университете. Поскольку я начала преподавать рано, и в первые годы студенты были старше меня всего лет на пять, то мне, волей-неволей, пришлось освоить ролевую модель строгой дамы «очень сильно за пятьдесят». Я нежно любила ее, дав имя Аделаиды Тихоновны, и, видимо, эта любовь сыграла мне не слишком на руку. Я настолько сроднилась с Аделаидой, что, порой, использовала ее образ непроизвольно, сама того не осознавая.