Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот даже сейчас, витаю в облаках, дура, и вспоминаю. Зачем-то. Как он прошептал в обольстительной манере: «Гордеева, что ты так вкусно пахнешь, а?» А я ему съязвила: «Извини, не могу тебе сказать то же самое». И он ещё в ответ так заразительно рассмеялся. Конечно, я соврала. От него пахло просто бомбически. Как и тогда, на мосту. Я этот запах даже словами объяснить не могу. Что-то такое глубокое, мужественное, притягательное и успокаивающее. А в комбинации с пьянящими поцелуями всё это приводило меня к неутешительному выводу: мой мозг начинал возбуждаться. Наверное, первый раз в жизни. У меня не такой большой опыт в поцелуях. Пальцев одной руки хватит, чтобы припомнить, кого я удостоила такой чести. Но могу с уверенностью сказать: «Да, Артёмка, ты был прав. Для меня ты в этом деле оказался лучшим». В меру требовательным. Когда нужно инициативным. Где нужно уступающим. И таким приятным.
Я ведь сказала ему тогда, чтобы не спешил. А сама, нежась в моменте, совсем позабыла про свои внутренние пунктики и стопы, когда его поцелуи переместились на мою шею, а мои руки пробрались под его одежду. Да, мне захотелось его потрогать. Там.
Горячий. Каменный. Соблазнительно рельефный. И это я про его пресс, если что.
Закрываю ладонями глаза. Выдыхаю, как будто выпускаю воздух из воздушного шарика.
Лиля, не ведись на эмоции. Не поддавайся ощущениям. Это было один раз и вряд ли когда-нибудь повторится. Так зачем пропускать всё через себя и анализировать?
На соседний свободный стул, накрывая меня ванильным ароматом своих духов, плюхается Маша с телефоном в руках. Её нижнее бельё снова как бы невзначай выглядывает из-под выреза трикотажного платья.
— Давай, отвечай, — Маша требовательно смотрит на экран, одновременно смахивая со стола несуществующие крошки.
— Кому это ты там? — отрываюсь на секунду от своего занятия. Беру красную ручку и начинаю заполнять цветом один из элементов орнамента.
— Соковичу, — отвечают мне как само собой разумеющееся.
— Тебя случайно бешеная собака по пути в универ не кусала?
— С чего ты это взяла?
— А ты не знала, что добровольная переписка с беляшиком — это побочка собачьего укуса? Тебе бы укольчики в живот проколоть.
— А я не с Тимуром переписываюсь. С Артёмом.
Плотная красная штриховка от шариковой ручки останавливается на полпути.
— С Артёмом? — переспрашиваю, вглядываясь в Машины наивные, широко распахнутые глаза.
— Да. Он такой классный, — воодушевленно произносит. — Мы же с ним в кино ходили. Я не рассказывала?
— Нет, — медленно выпускаю ручку из пальцев.
— Он меня поцеловал, прикинь, — мечтательно подпирает рукой своё кукольное лицо.
Да ты что…
— Он тааак целуется, — продолжает делиться со мной яркими моментами своей личной жизни.
Целуется, говоришь, классно. Никогда бы не подумала …
Маша продолжает что-то там верещать, жестикулировать. А у меня в этот момент белый шум включается, блокируя бесполезные, исходящие от неё звуки.
— На что ходили? — задаю вопрос чисто из вежливости.
— Да муть какая-то. Если честно, нам было, чем заняться на последнем ряду. И это не просмотр фильма, — хихикает, многозначительно улыбаясь.
— А когда вы были в кино? — пытаюсь сопоставить кое-какие факты.
Маша совершенно не замечает моей настороженности, принимая её за искреннюю заинтересованность.
— Во вторник, — продолжает что-то писать в телефоне.
Во вторник, значит…
_____
-О, Артёмка, ты откуда такой нарядный?
— В кино был…
_____
Сложив один к одному, моё приподнятое до этого разговора настроение окончательно превращается в кучку чего-то паршивого.
— А было чего после кино?
Давай, Маша, добей меня своей информацией.
— Нет, — надувает губки. — Он меня подвёз до дома, на прощание страстно поцеловал и сказал, что перезвонит. Но не перезвонил. Видимо замотался. Понимаю, работа. Съёмка вон сейчас выездная. В речном порту. О, ответил, — только что на стуле не подпрыгивает от радости, — фотку скинул, — разворачивает ко мне экран телефона. Вижу атмосферную локацию: покореженные ржавчиной листы металла в обшивке корабля; массивная свисающая цепь, удерживающая огромный якорь и, не смотря на всю свою современность, очень органично вписанное в это пространство граффити в виде акулы на корме. Но моё внимание сосредоточено не на фото, а на том, как подписан контакт, его приславший. «Тёмочка».
«Тёмочка». Ууу, как у вас всё серьёзно.
Начинаю укладывать ручки обратно в пенал. Закрываю тетрадь. Как раз возвращается Дина с подносом:
— Если ты ещё не передумала нормально пообедать, то тебе лучше поторопиться, — усаживается за стол, кивая в сторону рассасывающийся очереди, — а то котлеты заканчиваются. Есть, правда, ещё гуляш. Но он больше на муляж похож, чем на гуляш.
— Спасибо, не хочу, — допиваю холодный кофе и запихиваю в рот недоеденную пироженку.
Пережёвывая ставшую в миг безвкусной пищу, в мыслях расцеловываю сидящую напротив меня Дину. За то, что она в тот вечер вторника, как только вернулась к себе домой, позвонила Артёму. Чуть раньше, чем предполагалось. Но, как оказалось, очень вовремя. Ведь могло бы произойти то, о чём я сейчас, скорее всего, жалела.
Экран на стене застывает в режиме ожидания, растекаясь по темноте комнаты тусклым сиянием. Наше глубокое дыхание. Я без футболки. Он без футболки. Моя спина в объятиях мягкого матраса, а его грудь и живот — в робких, изучающих прикосновениях моих вытянутых рук. Артём меня ни к чему не принуждает. Наоборот. Терпеливо ждёт, когда я подам знак, что он может продолжать. Но. Сгустившийся воздух разрезает звонок Дины… И, видимо, это и был тот самый знак.
Маша убегает к окну, в надежде поймать сеть. Ей снова не отвечают, и она списывает это на плохую связь. Наблюдая за её окрылённым состоянием, начинаю загоняться.
Вот некоторые крестик себе на руке рисуют, чтобы что-то не забыть. Так может мне на руке или на лбу тату капслоком набить: «СОКОВИЧ», чтобы помнить, что с представителями этой фамилии мне лучше не связываться?
А я ещё с Артёмом разоткровенничалась. Про отца рассказала… Какая я дура. На фига... На