другого мужчину? Ведь она официально свободная женщина. Ещё молодая. Красивая. Финансово независимая. Почему она не может обрубить эти канаты, которые связывают её с отцом? — риторические вопросы Гордеевой так и повисают в воздухе. — Мне иногда кажется, что мама настолько привыкла вечно быть спасителем и спасателем, что, избавься она от этих ролей, как будто смысл жизни пропадёт. Вот эти её вечные громкие фразы: «Как он без меня?», «Сопьётся», «Пропадёт». Она за него даже коммуналку заплатила в прошлом месяце. «А что делать, если у него денег нет?». Действительно. А зачем ему находить эти самые деньги, если есть бывшая жена — добрая душа, которая решит все его проблемы. Даже на сигареты даст или бутылку, если хорошо попросить, когда в очередной раз очень плохо. А меня так морозит от понимания того, что отец не изменится, если сам этого не захочет. А это вряд ли. Потому что попытки были, но, видимо, чисто для галочки, чтобы мы не бухтели. Мама тоже ничего в жизни не поменяет. Забивать на свою жизнь, приносить её в жертву ради кратковременных моментов просветления другого человека — это прям её кредо. Но это её выбор. И тут я тоже бессильна.

Лиля выпрямляет свои ножки, разминает их и разворачивается ко мне:

— Говорят, что девушка подсознательно ищет мужчину, похожего на отца. Да упаси бог, встретить такого же и строить с ним отношения, а уж тем более семью. Лучше одной быть, чем с таким.

Так вот кого, Гордеева, ты прячешь под своими балахонами. Маленькую недолюбленную отцом девочку. Которая не хочет повторять сценарий жизни своей матери... «Всё равно с кем, лишь бы не быть одной» — это явно не про тебя.

Глава 14. «Доктор Пеппер» VS «Карамельный попкорн»

Саундтрек к этой главе⬇ *

Артём.

Мне необходимо сейчас что-то ответить. От меня ждут этого ответа.

— Насколько мне позволяют познания в этом вопросе, могу предположить, что сценарий взаимоотношений с отцом несомненно накладывает отпечаток на коммуникацию с противоположным полом.

— Это и пугает. — Лиля тянется за вторым куском. Правильно-правильно. У меня тут тоже свой нервяк, и я уже свою половину пиццы схомячил. — Знаешь, какое у меня самое неприятное воспоминание из детства об отце? Даже не воспоминание, а ощущение.

— Какое?

— Как-то раз я пришла домой из школы. В квартире никого не было. Но я понимала, что отец должен вот-вот вернуться с работы. Снова пьяный и недовольный. И знаешь, что я сделала?

— Что?

— Я спряталась под кроватью, — перестаёт жевать. И переводит свои глаза на совершенно её не волнующее действо на экране. — И пролежала там несколько часов. Мне хотелось превратиться в невидимку. Или провалиться в какой-то потусторонний мир, где у меня была бы счастливая семья. Трезвый отец. Но, из-под любой кровати рано или поздно приходится вылезать и сталкиваться с суровой реальностью. Вот я вылезла. Отец пришёл. И всё продолжилось. Ничего не поменялось, — опускает взгляд, снова обхватывая руками колени.

Гордеева, выходи из своего кокона…

— Хочешь, я тоже поделюсь самым неприятным воспоминанием об отце?

— Давай, — немного оживляется, понимая, что я хочу сказать ей что-то личное.

— В девятом классе я занимался с репетитором по математике. Это была молоденькая девушка, лет на семь старше меня. Анна Алексеевна. Милая, добрая, понимающая. Она стала мне другом, насколько это было возможно между учеником и учительницей. И вот однажды у нас в школе отменили физру. И я пораньше пришел к её дому. Думал, перекантуюсь до занятий математикой у неё во дворе, тем более там была крутая детская площадка. Чуть позже у её подъезда припарковалась машина моего отца. И в салоне с ним сидела Анна Алексеевна. С качелей, на которых я катался, мне было прекрасно видно, как они бурно целовались на прощание. В этот момент меня как будто по башке шандарахнуло. Я, наконец, осознал, что отец изменяет маме. Я слышал про предполагаемые измены много раз во время семейных ссор. Но тут я увидел всё своими глазам. Я окончательно потерял уважение к отцу, как к мужчине. И плюс ко всему потерял друга в лице Анны Алексеевны. Так как относиться к ней как прежде, я уже не смог. Да, забыл добавить. Сейчас Анна Алексеевна — моя мачеха. И она просит называть её Аней.

— О, — Лиля искренне удивляется, — да у тебя в семье дела обстоят не легче. Тоже, как я понимаю, развелись?

— Да. Официально, когда мне было восемнадцать. А до этого был какой-то суррогат, а не семья. Отец с мамой рано поженились, рано стали родителями. Впереди у них была учеба в универе, в перспективе работа. А тут я нарисовался. Родители оказались к этому совершенно не готовы. Но я-то не просил меня заделывать. И не просил меня рожать. И если я в их планы попросту не вписывался, в этом не было моей вины. Причем, чтобы осознать это, мне потребовались долгие годы.

— Да твоей голове, как и моей, нужен косметический ремонт, чтобы весь этот хлам, забитый родителями вывести.

— Если вместе с тобой, то я готов пойти на любые муки.

— Окей, записываю нас на комплексную терапию.

— Замётано.

Какое-то время просто молчим с Лилей, переваривая информацию, которой друг с другом поделились. Для меня Гордеева тоже рушит некие стереотипы. Потому что она первая девчонка, с которой я веду беседы на такие темы. В большинстве случаев в моей квартире со мной предпочитают не болтать, а как можно скорее приступать к делу. Бывает так, что сразу у входной двери. И что там у меня с мамой, с папой мало кого интересует.

Фильм, который мы так толком и не посмотрели, заканчивается. С чёрного экрана на нас уже смотрят убегающие в закат под какую-то душевную песенку стройные ряды белых буковок финальных титров.

Стараюсь беспалевно следить за движениями Гордеевой. Подсветка экрана играет бликами на её лице. Вот она допивает свой «Пеппер». Её губы маняще влажные после искрящейся пузырьками шипучки. Несколько секунд греет опустевший бокал в руке, проходится пальцами по изгибам стекла. Отрешённо заглядывает внутрь фужера, затем ставит его на пол. И словно чувствуя, что я думаю о ней в целом, и о её губах в частности, переводит свой взгляд на меня. То ли игривый, то ли стеснительный.