Сигаретный запах тут же становится неприятным, хотя, когда он был приручен руками Камала, он даже не беспокоил и отчего-то даже нравился мне…

И этот запах тут же будит все воспоминания, которые я так давно и успешно прятала от себя самой…

Когда мне было десять, мы жили в маленькой квартире втроем. Я, мама и Оля – младшая. Мама ушла на дежурство в ночную смену, все как обычно. Но вдруг поздно ночью я проснулась от того, что Олька кашляла. Сильно, взахлеб. Проснулась и поняла, что вся комната в дыму и поднимающемся огне.

Все загоралось очень быстро – спустя несколько минут вокруг нас уже бушевало пламя. Я схватила Ольку и потащила ее, ослабленную, к двери. Но она не открывалась. Это потом стало ясно, что нас забаррикадировали снаружи, чтобы мы не выбрались. Нужно было что-то делать. Деревянные полы уже занялись, тряпки загорелись со скоростью света. Было страшно и уже больно – огонь пощипывал кожу. Я стянула ночную сорочку с себя и обернула младшую, чтобы она перестала кашлять и дышала через ткань.

Мы вернулись в комнату. Я думала выпрыгнуть из окна, или разбить его, но там огонь стоял стеной. Олька кричала, билась, а я тащила ее на себе. Иначе бы она точно ринулась куда-то в сторону и сгорела заживо…

Перед глазами встала та страшная ночь. Нос буквально ощутил запах дыма, горящих вещей, дерева, пластика. Темный смрад и яркая оранжевая стена – вот что окружало нас со всех сторон, и конца и края этому не было.

Отчаяние топило с головой, слезы буквально лились из глаз рекой, но это только мешало. Дотронуться до ручки двери было невозможно – она была накалена, раскалена до предела, и открыть замок даже через ткань свернутой во много раз моей ночной рубашки не удавалось.

Черные клубы дыма бились в судорогах, заправленные легко горящими мягкими игрушками, пластиковыми куклами. Я видела, как догорают рыжие волосы любимого пупса Оли, как плавится его лицо и плачет сжимаемая изнутри от высокой температуры резина.

Возле окна стоял стол, но туда добраться было невозможно. Я закричала. Начала звать на помощь, и вдруг поняла, что в открытую форточку залетел новый снаряд. Это оказалась банка со спиртом, из которой фитилем торчала подожженная тряпка.

Это было специально. Кто-то умышленно поджег наш дом и не собирался останавливаться.

Бутылка подкатилась почти до наших ног, стоящих в круге огня. Я с трудом перекинула Олю на другую руку, схватила бутылку и со всей силы бросила в окно. Рука сразу же опалилась, от боли стало трудно дышать, крик замер и рассыпался камнем. Это было невыносимо.

Однако мне нужно было выбираться отсюда, что-то делать, действовать. Ведь в моих руках трепыхались из последних сил две ниточки жизни. Моя и моей сестренки.

Слава всем богам, что сила, с которой я запустила бутылку, оказалась достаточной, чтобы разбить стекло. Это даже удивительно: как мне, десятилетней трусихе, это удалось сделать, ослабленной от того, что на моих руках висела девочка.

Ухватив ее посильнее, прижав к себе, я буквально побежала вперед, и выпрыгнула из окна прямо на горячие осколки. К тому времени кто-то заметил, что из форточки на первом этаже старого дома валит дым и вызвал скорую помощь, тут же подоспела подмога из соседей.

На мои плечи, голые, обожжённые, худые плечи маленькой девочки, которая переиграла смерть, легла чья-то куртка.

Это уже потом выяснилось, узналось, кто это был. Ребята из детского дома, где работала мама.

Они сначала ограбили ее сарай, подожгли его, а после решили расправиться и с домом, видимо, думая, что она находится там…

Одна эта ночь расчертила мою жизнь на до и после, и поставила крест на моей жизни дальше. Потому что дети – жестоки, а взрослые – еще хуже.

Вся моя жизнь превратилась в одно черно-белое кино с привкусом сожаления и горечи на губах. И теперь я знала, как выглядит преступное предательство, повинное в этом. У него было лицо Камала.

Все два дня я просто не выхожу из дома. Найдя в себе силы, каким-то чудом, спустя невероятно долгое время, я сдираю постельное белье и закидываю в стиральную машину. Окна и двери раскрыты, чтобы выветрить запах Камала, приправленный сигаретным душком, так напоминающим запах огня.

В ванной комнате, стоя под обжигающими струями душа, буквально сдираю с себя кожу, снова и снова намыливая мочалку.

Мне хочется вывернуться наизнанку, чтобы изнутри промыть все после этой ночи. После того, как я узнала, кто поджег наш дом и сделал меня Страшилищем. Я хочу полностью избавиться от Камала. Вытравить его из своего сердца, своей крови, потому что я ненавижу его всеми фибрами своей души.

— А вот и я! — Игорь после перелета не свеж: пробилась щетинка, под глазами залегли небольшие круги, но во всем облике его проявилась какая-то решимость. — Ждала меня?

Впрочем, ответа на этот вопрос он не ждет. Сразу проходит в ванную комнату, посвистывает какой-то мотив, невероятно фальшивя, так, что даже узнать, что за песня у него на уме, невозможно.

От этой доброжелательности сводит зубы, и я ловлю себя на мысли, что хочу и могу сказать ему прямо сейчас, что изменила, что нарушила данное в ЗАГСе обещание быть верной и честной женой.

Но…не могу. Конечно же, не могу.

Игорь чмокает меня в щеку, садится ужинать. Он доволен всем: и домашними котлетами, и свежим хлебом, и нарядной по случаю женой. Промокает губы салфеткой и улыбается мне, хоть и немного устало.

— Как съездил? — спрашиваю, а у самой набатом бьет в мозг: «Ска-жи! Ска-жи! Ска-жи!».

— Хорошо, — задумывается он, глядя куда-то в угол потолка, и собирается с мыслями, будто хочет сообщить кое-что очень важное, значимое, но не может решиться. То ли не знает, с чего начать, то ли взвешивает на своих внутренних весах, стоит ли мне доверять ему. Я ловлю это состояние сразу. Потому что сама нахожусь в это время на эмоциональных качелях. «Ска-жи! Ска-жи! Ска-жи!» - не унимается внутренний голос.

— Я… — говорим в итоге мы одновременно, но Игорь поднимает вверх брови, и мне приходится замолчать. Он говорит первым.

— Я съездил в клинику, на завод, побывал на производстве в Германии и, в общем-то, догадался, как Асылхан отжал эту фирму в России.

От удивления у меня округляется рот. Если я чего-то и ожидала от полуночного разговора по возвращению мужа из командировки, то точно не этого.

— Он подделывал документы, и у меня есть этому доказательство. А здесь, в России, давил конкурентов, в духе девяностых. Понимаешь, о чем я говорю? — он внимательно смотрит на меня, а я тут же вспоминаю разговор, подслушанный в доме Камала, когда он спокойно и уверенно угрожал кому-то, наказывал, решая судьбу, беспечно покуривая в это время сигарету. — Я нашел по крайней мере двух человек, которые могут подтвердить мою информацию, но нужно с ними поговорить, обсудить все, дать денег, в конце концов.