Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно королевскому эдикту, призванному защититьфранцузские мануфактуры, носить одежду из привозного шёлка строго-настроговозбранялось. С нарушителей указа предписывалось прилюдно сдирать запрещённыйнаряд и взыскивать огромный штраф, а неспособных к уплате заточать в тюрьму.
Девушка несомненно прибыла в страну совсем недавно и незнает, какой подвергается опасности. Нужно её предупредить, пока какие-нибудьзавистники (а скорее завистницы) не наябедничали страже.
Я опустился спасительнице на плечо и рванул клювом узорчатыйрукав так, что ткань затрещала. Казалось бы, смысл моего поступка был предельноясен: скорее переоденься!
Но она, увы, не поняла.
— Кыш! — вскричала она, сбросив меня. — Дура неблагодарная!Ну вот, дырка!
Я летал вокруг неё и кричал, она грозила мне кулаком. Совсех сторон пялились зеваки, привлечённые необычным зрелищем.
Кто-то из женщин, добрая душа, крикнул:
— Мадам, коли вам охота форсить, носите шёлк, когдастемнеет! Все так делают!
Но медноволосая не поняла или не расслышала.
В любом случае было уже поздно. Через толпу проталкивалсяодноглазый человек в засаленном синем кафтане с красными отворотами. Людинеохотно перед ним расступались.
Я знал его — много раз видел на улице. То был сержантгородской стражи по прозвищу Кривой Волк, грубиян и мздоимец, каковымиизобилует полиция всех известных мне стран.
— Нарушение эдикта тыща семисотого! — завопил он и схватилдевушку за руку. — Попалась, киска! Сейчас сдеру твою китайскую гадость изаголю тебя всем на потеху, будешь знать!
Само собой, делать этого он бы не стал, ибо зачем же портитьдорогую вещь, которую потом можно втихую продать. Вымогатель хотел лишьзапугать свою жертву, чтобы «конфисковать» платье, а заодно слупить отступного.
— А ну марш за мной в караулку, дамочка!
Он потянул её за собой. И здесь случилось нечто совершеннопоразительное. Вместо того чтоб идти за стражником либо упираться, вместо того,чтоб возмущаться или молить о снисхождении, барышня повела себя исключительноне по-женски.
Сначала она двинула сержанта носком острого башмака поголени. Через нитяной чулок удар должен был получиться весьма чувствительный —Кривой Волк заорал и выпустил пленницу. Воспользовавшись тем, что рукаосвободилась, девушка двинула служителя закона кулаком в нос, расквасив его вкровь. А в заключение стукнула полицейского сундучком по лбу. Раздался гулкийметаллический звук (уж не знаю, от лба или от сундучка), и обомлевший стражникшлёпнулся на задницу.
Такая сноровка в драке сделала бы честь любому забияке изматросского кабака.
— А вы что смотрите?! — возмущённо обратилась победительницак зрителям. — На ваших глазах нападают на даму, и никто не заступится! И этогалантные французы!
Топнув ногой, она пошла дальше. Зеваки молча смотрели ейвслед. Лица у них были испуганные.
Нанесение побоев королевскому стражнику при исполненииобязанностей — преступление нешуточное, тут штрафом не отделаешься.
Но бедная храбрая барышня не ведала, в какую сквернуюисторию попала. Сержанта она приняла за обычного уличного приставалу илинезадачливого грабителя.
А он меж тем начинал приходить в себя.
— Ка… Ка… Караул!!! — прохрипел Кривой Волк. — Помогите мневстать! Вы видели? Все видели? Я ранен! Сюда, ко мне, бездельники!
Эти слова были обращены к двум полицейским солдатам,спешившим на шум от ворот.
Плохо дело!
Я полетел догонять ту, над чьей головой сгустились грозовыетучи. Ей следовало как можно скорей покинуть пределы города, иначе не избежатьареста и заточения в каземат Ворчливой башни.
Не оглядываясь на крики, она подошла к трёхэтажному домугосподина Лефевра, толкнула тяжёлую дверь и вошла. Как я ни торопился, как нимахал крыльями, но влететь за девушкой не успел — только с разлёту стукнулся одубовую створку.
Через минуту у порога оказались и стражники. То ли онивидели, куда скрылась преступница, то ли им указал кто-то из горожан, нополицейские встали у входа и заспорили, надо стучать или лучше подождать.
Господин Лефевр — один из отцов города. Богатый арматор.Принадлежащие ему корабли плавают по всем морям от мыса Горн до Макао.Потревожить покой большого человека стражники не решались.
После короткого спора они решили дождаться, когда обидчицаКривого Волка выйдет. Я слышал, как сержант, утирая рукавом разбитый нос,сказал:
— А если она ему не чужая, ещё лучше. Зацапаем её, а потом кнему: так мол и так, чего делать будем, ваша милость? Слушайте меня, ребята. Небудь я Кривой Волк, если не получу за оскорбление золотом! Дёшево они от меняне отделаются! А коли нет — засажу стерву в крысятник!
Теперь мне нужно было выяснить, в каких отношениях состоитмоя спасительница с господином Лефевром. Если она ему родственница или добраязнакомая, беспокоиться не о чем. Арматор сумеет подмазать полицейских, чтоб недоводить дело до тюрьмы. А вдруг, в самом деле, чужая?
Удобнейшая вещь крылья. Если б мне предложили заменить их наруки с десятью пальцами, я поблагодарил бы и отказался. Во-первых, пальцы уменя есть и свои. Пускай только по четыре на лапе, но мне хватает. А во-вторых,способность летать неизмеримо ценнее.
Пока стражники решали, сколько они слупят с Лефевра и какподелят добычу, я взлетел до второго, парадного этажа и заглянул в окно. Деньбыл ясный, уже совсем весенний, утренний бриз поутих, и створки были открытынастежь.
Судя по всему, здесь находился кабинет хозяина. Редкодоводилось мне видеть столь роскошное убранство. Однажды в Лондоне я провожаллейтенанта Беста до адмиралтейства и, конечно, не удержался — заглянул в окнопокоев первого лорда (коль мне не изменяет память, в ту пору им был графТоррингтон). Так вот, скажу я вам, если размером приёмный зал его светлости ипревосходил арматорский кабинет, то по части изысканности и богатства явно емууступал.
Нигде я не видывал такой исполинской мебели, похожей навеличественные испанские галеоны. Резной шкаф, весь в блестящих заклёпках, былдлиной футов в пятьдесят. По стенам висели шёлковые гобелены с рельефнымрисунком: на золочёных консолях переливались красками изумительные китайские вазы,в хороший корвет ценою каждая; портьеры были драгоценного утрехтского бархата —думаю, и герцогиня не побрезговала бы сшить из такой ткани парадное платье.