Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют. Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей — и была она всех пригожее, всех красивее! Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на нее заглядывался да припомнил, что говорила ему старуха, подкрался тихонько и унес платье.
Вышла из воды красная девица, хватилась — нет платья, унес кто-то; бросились все искать, искали, искали — не видать нигде.
"Не ищите, милые сестрицы! Полетайте домой; я сама виновата — недосмотрела, сама и отвечать буду". Сестрицы — красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубками, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила: „Кто бы ни был таков, у кого мое платье, выходи сюда; коли старый человек — будешь мне родной батюшка, коли средних лет — будешь братец любимый, коли ровня мне — будешь милый друг!“ Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит: „Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведет в подводное царство, ступай по ней смело! Там и меня найдешь: ведь я дочь морского царя — Василиса Премудрая".
Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича. А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит: и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зеленые, и солнышко греет. Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь: „Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать верст и в длину и поперек — одни рвы, буераки да камёнье острое! Чтоб завтра было там как ладонь гладко и была бы рожь посеяна и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней могла галка спрятаться. Если того не сделаешь — голова твоя с плеч долой!"
Идет Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает: „Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?" — „Как же мне не плакать? — отвечает царевич. — Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться". — „Это не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее; все будет готово!" Лег спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом: „Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело".
Проснулся на заре Иван-царевич, глянул — все готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле как ладонь гладкое, и красуется на нем рожь — столь высока, что галка спрячется. Пошел к морскому царю с докладом. „Спасибо тебе, — говорит морской царь, — что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирд, в каждой скирде по триста копён — всё пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрашнему дню всю пшеницу чисто-начисто, до единого зернышка, а скирд не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь — голова твоя с плеч долой!" — „Слушаю, ваше величество!" — сказал Иван-царевич. Опять идет по двору да слезами обливается. „О чем горько плачешь?" — спрашивает его Василиса Премудрая. „Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, и скирд не ломать и снопов не разбивать". — „Это не беда, беда впереди будет! Ложись-ка спать: утро вечера мудренее".
Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом: „Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирд чисто-начисто". Поутру зовет морской царь Ивана-царевича: „Сослужил ли службу?" — „Сослужил, ваше величество!" — „Пойдем, посмотрим". Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы — все закрома полнехоньки зерном. „Спасибо тебе, брат! — сказал морской царь. — Сделай мне еще церковь из чистого воска, чтоб к рассвету была готова; это будет твоя последняя служба".
Опять идет Иван-царевич по двору и слезами умывается. „О чем горько плачешь?” — спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая. „Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воска". — Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать: утро вечера мудренее".
Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом: „Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете есть — все летите сюда и слепите из чистого воска церковь божию, чтоб к утру была готова!" Поутру встал Иван-царевич, глянул — стоит церковь из чистого воска, и пошел к морскому царю с докладом. „Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких только слуг у меня не было — никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства сберегателем, выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены". Иван-царевич выбрал Василису Премудрую, тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
Ни много, ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь. „Что так грустен, Иван-царевич?" — „Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь". — „Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо схитрить!" Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в тереме, и поскакали они с Иваном-царевичем на борзых конях на святую Русь.
На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя — молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери: „Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет“. — „Еще рано, мы не выспались, приходите
