Водянову, другой — Миллу Йовович, и Артем пользуется случаем, чтобы притянуть к себе меня, медленно раскачиваясь на месте:

— Расслабься, прикрой глаза, выдохни на минутку…

Я покорно киваю и кладу ладони ему на плечи, но знаю точно: глаза закрывать нельзя. Если я закрою глаза — я отключусь.

26 глава. Козочки тоже болеют

Артём

Пока играет музыка и продолжается завершающий праздник танец пар, козочка смотрит на меня остекленевшим, отрешенным взглядом. Даже не на меня — сквозь. Ее ладони заметно давят мне на плечи, и для нее это не символический жест и не стандартное положение рук во время танца, она реально вцепляется в меня дрожащими пальцами, чтобы тупо не ебнуться на пол. Я стараюсь не думать, что будет, если это правда произойдет. Распугивать гостей и портить почти закончившийся прием, конечно, не хочется, как и раздражать Котика, но я всерьез обеспокоен здоровьем своей напарницы. Без иронии, без шуток. За проведенные вместе пару недель она стала для меня не чужой. И она действительно мне нравится! Так что я осторожно придерживаю Аню за талию и, наплевав на косые взгляды со стороны некоторых гостей, наклоняюсь к ее уху, горячему от температуры:

— Потерпи еще немного, козочка. Скоро этот цирк закончится, и я отвезу тебя к себе домой.

— Ну уж нет, — слабо возмущается девушка, и между ее бровей пролегает морщинка недовольства. — Вдруг мы снова застрянем в лифте… Второго такого бэд-трипа я не выдержку, я умру там.

— Я отнесу тебя на руках по лестнице, — обещаю я с улыбкой.

— На тринадцатый этаж? — она закатывает глаза.

— Да, — говорю я твердо.

В этот момент музыка заканчивается, и гости начинают рассаживаться по местам. Аня с трудом отлепляется от меня, чтобы включить микрофон, выключенный на время танца и нашего разговора, но тут на сцене неожиданно появляется сама Маргарита Викторовна Торецкая — глава «Luce della bellezza», — и бодро перехватывает слово, представляя нас с козочкой почтенной публике:

— Поблагодарим прекрасных ведущих этого вечера — Анну Алексеевну Степнову и Артема Александровича Лукичева!

Гости начинают аплодировать, и я уже по инерции расплываюсь в улыбке. Улыбаться совсем не хочется, кожа на губах давно потрескалась от жара софитов, скулы болят, горло тоже — от бесконечной болтовни, и это у меня, а как чувствует себя Аня, мне и представить страшно… Но она тоже отважно улыбается, подставляя прожекторам ослепительно белую улыбку:

— Спасибо, спасибо, дорогая Маргарита Викторовна!

— Это вы и только вы — наше вдохновение и наш пример! — подхватываю я ее благодарность, и нам с Аней тут же достается по щедрому поцелую в щеку: ох уж эта красивая картинка для публики! На самом деле, с Торецкой и Котиком не то что поцеловаться, но и поговорить не всегда нормально удается. Но кого это волнует в финале оглушительно успешного приема, перед объективами видеокамер, когда в зале куча известных людей? Никого. Так что мы с козочкой покорно принимаем похвалу и аплодисменты и отходим в тень, позволяя Маргарите Викторовне самой закончить вечер. Наша миссия выполнена, можно выдохнуть с облегчением.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я у Ани, когда еще спустя двадцать минут гости наконец начинают расходиться, и мы садимся в углу банкетного зала за свободный столик, забитый грязными тарелками и опустошенными бокалами, от которых пахнет элитным шампанским и дорогими винами.

— Я заболела, — мрачно констатирует девушка.

— Это я вижу, — я хмыкаю. — Вот только чем, непонятно…

— То ли отравилась, то ли простыла, то ли что-то нервное, — она качает головой, перечисляя возможные варианты.

— То ли все сразу, — добавляю я.

— Отвезешь меня домой? — спрашивает Аня и тут же уточняет: — Только ко мне домой, пожалуйста.

— Ты правда считаешь, что тебе сейчас следует оставаться одной дома?

— Не считаю, — признается Аня. — Я буду благодарна, если ты тоже у меня переночуешь. Просто в своей постели мне будет спокойнее.

— Боишься мою заблевать? — я не могу удержаться от того, чтобы ее подколоть, но она отвечает устало:

— Прекрати, придурок, — и я тут же киваю:

— Ладно, прости. Я понял тебя. Значит, едем к тебе.

Я чувствую себя откровенно странно, ухаживая за болеющей козочкой. Нет, это не вызывает у меня неприязни или брезгливости: чего я там не видел и чего я там не знаю? Но интимность, которой пропитан весь этот процесс, смущает похлеще самого жаркого секса, а от ее доверия по спине бегут мурашки. Мы добираемся до ее квартиры, и она позволяет раздеть себя, отвести в душ, искупать, высушить волосы феном, одеть в чистую одежду и уложить в постель. Я приношу ей теплую воду, парацетамол и фуразолидон, а потом смачиваю маленькое махровое полотенце проточной водой и накрываю пылающий лоб.

— Спасибо, — шепчет Аня пересохшими губами.

— У тебя есть термометр? — спрашиваю я.

— Да, в ванной комнате, ящик над раковиной, нижняя полка.

Я приношу градусник и, пока мы ждем результата, сижу рядом с ней на краю постели. Смотреть на нее больно. Даже не знал, что заболеть можно так внезапно и сильно. И тем более не знал, что ее болезнь так меня обеспокоит. Мы уже не чужие друг другу люди — сегодняшний день это явно показал. Сопротивляться бессмысленно, да я и не пытаюсь. Козочка нравится мне, и я хочу быть рядом, когда ей так плохо, я хочу помогать.

— Тридцать восемь и три, — констатирую я спустя несколько минут.

— Ужас, — Аня хмурится.

— Да уж, — я киваю. — Пей давай таблетки.

— Ага, спасибо, — она чуть приподнимается в постели, чтобы засунуть между спекшихся губ парацетамол и запить его водой.

— Не против, если я тоже схожу в душ? — спрашиваю я.

— Конечно.

— Где у тебя лежит свежее постельное белье? Я постелю себе… где-нибудь, — хмыкаю я, но Аня неожиданно хлопает ладонью рядом с собой:

— Если не боишься заразиться — ложись тут. Только учти: секса не будет, — она слабо улыбается, и я подхватываю ее шутку:

— Разумеется, не будет. Он будет раньше: уверен, ты вломишься ко мне в душ, как только я сниму трусы.

— Обязательно, — обещает она, и я с улыбкой на губах выхожу из спальни, чтобы действительно уединиться ненадолго и смыть с себя усталость этого долгого и сложного дня, а потом лечь рядом с уже уснувшей девушкой в постель и быстро забыться тревожной дремой. Рядом с ней спокойно и тепло, вот только поспать нормально все равно не удается: ночью Ане становится хуже.

27 глава. Особые способы лечения