Марк поймал ее в объятия, чмокнул куда-то пониже левого уха и с трудом заставил вернуться на место. Но стоило только Вирджинии сесть, как оживление ее испарилось бесследно. Ему трудно было поверить, что пару секунд назад эта поникшая, убитая горем женщина порхала по комнате веселым беззаботным мотыльком.

Джинни, что с тобой? Что произошло? Ты же говорила, тебя истерзала мысль о том, что ты можешь все же оказаться убийцей.

Да, Марки, это верно. Но зато теперь я поняла, что могу умереть невинной.

Откуда такие мрачные мысли, дорогая моя? Ты не умрешь. Во всяком случае, в ближайшие лет пятьдесят.

Как же ты не понимаешь, Марки? А еще детектив называется! Как можно доказать, что у меня не было любовника? Что никто не писал мне любовных писем? Это… это невозможно, разве не так? Скажи мне правду, ответь, разве я не права?

Карие глаза Вирджинии потемнели, как грозовые тучи, от страха, тоски, ужаса, бог знает чего еще. Они смотрели ему в душу и требовали ответа — прямого и честного.

Да, Джинни, это доказать практически невозможно. Но это еще ничего не значит. Твоя невиновность будет однозначно установлена, когда найдется истинный убийца. Вот так. И сделаю это я. А если не смогу…

Да, если не сможешь? — перебила Вирджиния. — И вообще, почему ты должен тратить на меня свое личное время? Откуда ты знаешь, может, я солгала тебе? Может, у меня не один, а целых два или даже три любовника? И один из них помог мне угрохать муженька, чтобы загрести его денежки? И я специально пытаюсь очаровать тебя своей слабостью и беззащитностью, чтобы ты помог мне выпутаться, а потом удеру с ним?

Он вздохнул, терпеливо повернул ее лицом к себе, не выпуская, встряхнул что было сил так, что у нее зубы застучали.

Прекрати истерику. Немедленно! У нас слишком мало времени, чтобы разбазаривать его подобным образом. Итак, теперь мне необходимо, чтобы ты дала мне координаты Кристин Десмонд, Эдвины Марлоу и Габриэллы, и еще Треверса и Раскина из фонда, если знаешь. Не знаешь, не беда.

Бедная Джинни судорожно всхлипнула, шмыгнула носом, снова всхлипнула. Встала с его колен, налила себе давно остывшего кофе, сделала глоток, другой, третий… Постояла, бездумно созерцая узор паркетного пола. Повернулась, внимательно поглядела на Марка Стэтсона, единственного и неповторимого, внезапно не просто вошедшего, а буквально ворвавшегося в ее жалкое существование, когда то стремительно катилось к бесславному финалу, и на миг подарившего ей надежду на жизнь, на счастье, на большое, истинное и взаимное чувство…

Пожалуйста, скажи мне все. Все, чего я не знаю. Какие против меня улики?

Послушай, Джинни, мне жаль, что я и о письме-то упомянул. Но я считал, что ты в курсе. Не представляю, как Эд до сих пор не спросил у тебя объяснений. Тебе необходимо сохранять спокойствие, иначе попадешь в больницу с нервным срывом. А этого я допустить не могу. Никак. Что ты так распсиховалась из-за этого письма? Ты ведь совершенно права, что можешь теперь быть полностью уверенной, что это не ты…

Я-то могу, — вмешалась она. — А вот можешь ли ты? Как я тебе докажу, что…

Ты ничего не должна мне доказывать, — оттолкнув ее руку, быстро напечатал Марк. — Не забывай, я взялся помогать Эдди, когда еще даже не подозревал, что ты для меня будешь значить. Я верю тебе, однозначно и бесповоротно. Это ясно? Я ТЕБЕ ВЕРЮ. И помимо моих чувств к тебе могу привести еще как минимум одну убедительную причину.

Какую?

Против тебя, как я уже говорил, слишком много улик. И тот, кто их подтасовывал, перестарался. Кровь твоего мужа была найдена на халате, в котором ты, по твоим собственным словам, спустилась в гостиную, заслышав шум. Его обнаружили в самом идиотском месте — в стиральной машине, завернутым в полиэтиленовый пакет. А в кармане жакета, в котором ты выбежала из дома, после того как переоделась и, судя по всему, приняла душ — потому что на тебе-то самой никаких следов не было, включая, кстати, и остатков пороха на пальцах, — нашли окровавленный платок. Масло масляное, ясно? Подумай сама, если ты после того, как покинула место преступления, так старательно избавилась от следов крови жертвы, то зачем потом вернулась и намочила в ней платок? И более того, положила в собственный карман, покидая особняк? Понятно, о чем я?

Вирджиния кивнула, закрыла глаза, снова открыла и перечитала последний абзац. Пошевелилась, пытаясь приподняться, но Марк понял ее намерение, удержал и нежно поцеловал в затылок.

Сиди, не вставай, мне не тяжело, ты просто пушинка. Я хотел бы провести так остаток моей — держа тебя на коленях и обнимая.

Наконец-то ему удалось заставить ее засмеяться!

Тебе скоро бы надоело, — кокетливо улыбаясь, ответила Вирджиния.

Ни за что! Только если ты поправишься фунтов на пятьдесят.

И снова из ее горла вырвался этот чудесный звук, напоминающий перезвон маленьких серебряных колокольчиков. Но, увы, в подобных обстоятельствах долгое веселье никак было не возможно. Поэтому Марк не удивился, когда улыбка опять исчезла с прелестного лица его возлюбленной.

Не хочу показаться тебе неблагодарной пессимисткой, но что, если тебе все же не удастся найти того, кто убил Лайонела и девушку? Мне ведь в лучшем случае дадут лет двадцать, так?

Джинни, я хочу сказать тебе одну вещь. Это очень серьезно. Так к этому и отнесись. Обещаешь? — Он почувствовал, как она согласно кивнула, и продолжил: — Я не мечтатель и не романтик и отлично понимаю, что в жизни бывает все. Возможно, преступник очень умный и сделал только одну эту ошибку. Возможно также, что мне и не удастся поймать его. В таком случае, я считаю, ты не можешь предстать перед судом. Понимаешь, Джинни? Ты понимаешь меня?

Нет. Нет, не понимаю. Как я могу? Что значит не предстать? Не пойти, что ли? Но меня же привезут силой. Я и сейчас не в тюрьме только потому, что мистер Бернштейн добился, чтобы меня выпустили под залог.

Я знаю, девочка, знаю. Но риск слишком велик. Поверь мне. Я не хочу пугать тебя, но, считаю, сейчас тебе необходимо знать всю правду. Эд обратился ко мне за помощью, потому что знает: тебя не ждет ни малейшей поблажки. Если тебя признают виновной, то тебя ждут не двадцать лет и даже не пожизненное. Твой процесс — решающая карта, разыгрываемая окружным прокурором в битве за голоса в предвыборной кампании на пост главы города. Ясно? Вот так-то, радость моя.

Марки, что ты такое…

Вирджиния не закончила и повернулась к нему. Губы ее вздрагивали, глаза были полны слез. Он нежно коснулся губами ее ледяного лба и указал на монитор, призывая к вниманию.

Я вижу, ты осознала серьезность ситуации. Поэтому я сегодня же начну готовить запасной аэродром. В прямом и переносном смысле. У меня есть мысль, которую я претворю в четкий план. Мы с тобой уедем, Джинни, уедем из этой чертовой страны, где юристов на душу населения приходится больше, чем врачей, учителей или священников. Больше, чем в любой другой стране. Я увезу тебя туда, где нас никто никогда не найдет. И мы будем счастливы. Долго-долго. Не меньше полувека, как я и говорил.