– А меня в школе все сторонятся, – сказал Тео. – Чудно как-то.

– Они понимают, что должны что-то тебе сказать, – попробовала я объяснить, – но не знают что. Наверное, тебе следовало с ними заговорить.

– Я и пытался поболтать с двумя парнями. Но они разговор не поддержали. Отошли, как будто я заразный.

Единственное, что я могла сделать, – это обнять его. Слов для утешения у меня не было. Рассказывать о том, что Тэд и полицейские обнаружили в коттедже, пока не имело смысла. Зачем понапрасну их тревожить?

В шесть часов мы посмотрели по телевизору новости.

– Наоми Малколм… пропала… в последний раз ее видели вчера вечером после школьного спектакля… полиция разыскивает черноволосого мужчину двадцати пяти-тридцати лет, чтобы допросить в качестве подозреваемого…

Затем показали ее фотографию, которой я никогда не видела. Наверное, взяли в школе. На ней она совсем ребенок, широко улыбается. Глаза добрые, доверчивые. Сейчас они у нее совсем не такие.

Я выключила телевизор. Можно представить, что думают люди, посматривая на экран краем глаза. Подумаешь, пропал чей-то ребенок.

Мы поужинали, потом мальчики поднялись наверх, а я стала ходить по кухне кругами, возбуждаясь все сильнее и сильнее, чувствуя, что вот-вот с треском разорвусь на части от переполнившего меня отчаяния. Как рвется нагруженная леска спиннинга, когда ее докрутили до самого края.

– Господи, помоги мне… помоги… – шептала я, сжимая и разжимая руки.

Когда вернулся Тэд, довольно поздно, я все еще была на кухне. Он сразу прошел к буфету, достал початую бутылку виски, быстро налил в бокал и выпил.

– Там поработали специалисты. Сделали все, что нужно. А этот ее парень не такой уж умник. Всюду оставил свои отпечатки. На винной бутылке тоже. – Тэд снова выпил и только потом посмотрел на меня, прищурив глаза. – Мы его достанем. Возможно, он куда-то ее увез, но их найдут.

– А что кровь?

– Не очень много. Так, пятна.

Немного, значит, она не поранена. Как же я не догадалась? Ее губы тогда шевелились. Может, она повторяла его имя?

– Я все время думаю, – зло проговорил Тэд. – Кто он такой? Наверное, слабак, пытающийся таким способом самоутвердиться. Показать всем, что способен склонить к сексу молоденькую девочку фактически у нее дома. Возможно, чем-то ее заинтересовал. Но это только первая часть плана.

– Погоди, – я коснулась его руки – она дрожала, как и моя. – Какого плана?

– Переспать с ней в коттедже… думаю, это было только начало. Чтобы обрести над ней власть, заставить пойти с ним после спектакля. Куда позовет.

Должно быть, Тэд все обдумал, пока ехал домой. Так что сейчас говорил без запинки.

– Возможно, она уже все осознала, но поздно. Он увез ее куда-то, за много миль отсюда. Сделал своей пленницей, подчинил воле.

Слушая его, я одновременно гадала, чем пахнет сейчас в коттедже. Наверное, шторы там были задернуты, и весь беспорядок обнаружился, когда Тэд их раздвинул. Он выглядел измученным. Обратная дорога казалась бесконечной. Одна очередь на подвесной мост через Эйвон чего стоила.

Я обняла Тэда.

– Может быть, все было не так? Совсем не так? А что, если он ее любит? А значит, не станет причинять боль.

Тэд не ответил, и мои слова растаяли в тишине, как будто я их не произносила.

Дорсет, 2010

Год спустя

Позже ветер поднимается снова. Дребезжит оконная рама, и я просыпаюсь, не досмотрев до конца сон. За окном треск, как будто что-то сломалось. Я лежу неподвижно, прислушиваясь. Потом снова засыпаю.

Утром наступает тишина. Буря улеглась, ярко светит солнце. В саду я вижу поваленное дерево. Яблоня. Упала на кусты черной смородины. И ворота тоже повреждены.

Я вспоминаю, что в гараже есть пила. Разумеется, острая, в безупречном состоянии, как и все вещи моего отца. Висит на гвозде рядом с колуном.

Яблоню вырвала из земли гроза. Возле корней копошится малиновка, что-то клюет. Берти обнюхивает корни, задирает у стены лапу, затем усаживается у сломанных ворот. Сбросив куртку, а потом пуловер, я начинаю пилить ствол. Запах опилок напоминает мне детство, когда мы играли в саду, прячась в кустах. Там вот так же пахло. Солнце поднимается, а я продолжаю работать. В полдень иду попить, затем возвращаюсь и снова пилю. До тех пор, пока пальцы не перестают слушаться и не начинают саднить мозоли.

Сбросив у задней двери облепленные грязью ботинки, я вхожу в коттедж. После грозы воздух в комнатах посвежел. Через стекло входной двери вижу на крыльце что-то желтое. Подхожу. На ступеньке лежит букетик хризантем и четыре яйца в пластиковой коробке из-под мороженого. Должно быть, подарок соседки Мэри.

Я ставлю цветы в бутылку из-под молока. Руки подрагивают от усталости. Беру из коробки яйцо, наслаждаясь его формой. В последний раз я ела яйца, наверное, год назад. Оно в маленьких пятнышках, даже с прилипшим перышком. Я варю его и быстро съедаю. Потом варю другое. И еще одно. Масла у меня нет, поэтому я мажу на хлеб пасту «Мармит». Банка нашлась в задней части буфета. Крошки и скорлупу я сбрасываю в мусорную корзину. И вдруг на мгновение у меня перед глазами вспыхивает веснушчатое лицо двухлетней Наоми. Помню, я лепила ей фигурки из «Мармита».

Мэри, наверное, полегчало, иначе бы она не принесла подарки. Подчиняясь мгновенному импульсу, я направляюсь к ее дому. Входная дверь открыта, доносятся голоса. Спохватившись, что не вовремя, я собираюсь уйти, но Мэри видит меня и кричит:

– Не уходите!

Я вхожу. Мэри сидит у стола, щеки у нее розовые, не то что вчера. Она угощает пирогом тощего мужчину. Тот торопливо ест, роняя крошки. По другую сторону стола сидит темноволосый паренек. Он быстро работает большими пальцами, набирает на смартфоне сообщение.

Меня знакомят. Паренек – Дэн, внук Мэри. Он кивает мне, продолжая свое занятие.

Мужчина встает и протягивает мне руку:

– Дерек Вули. Сосед. Адвокат на пенсии. По совместительству церковный староста, – он смущенно смеется.

– Дженни.

Пожатие у него вялое. Его взгляд быстро движется по мне, словно пытается разгадать ускользающую тайну.

– И надолго вы здесь поселились, Дженни? Я, конечно, видел вас прежде, когда вы приезжали с семьей на уик-энды.

Надо же, а я вот, хоть убей, его не помню.

– Пока не знаю, – отвечаю я, поглядывая на дверь, ища повод поскорее сбежать.

– Дерек, – произносит Мэри, прерывая молчание, – Дженни вчера привела меня в чувство.

– Ага. Значит, вы наша добрая самаритянка. Я вот…

– Дерек, – обрывает его Мэри, – вы слышите, звонит колокол. Вам пора. Скажите, что я к понедельнику уже окончательно оправлюсь и приду.