тоннелях воняет серой, то следует залить их водой, пусть и не слишком святой. Мол, пусть лучше распнут за бесчеловечность, чем проклянут за недостаток бдительности.

– Ясно, – почти весело прошипел Влад, и зрачки его снова бликанули. – Сегодня, угадал? И ты решила, пока не поздно, почистить совесть? Покаяться, облегчить душу, а потом – «я сделала, что могла», да?

Контраст между «я никого не виню» и прямыми упрёками докинул ещё фрагментов в пазл. Вера осторожно отступила на полшага назад и обхватила себя за плечи.

– Владька… Кто ты?

Тот замер. «Дыхание, – услужливо подсказали где-то в затылке. – Он ведь не дышит, когда не говорит». Ещё полшага.

– Господи, ну какие идиоты, а… – Влад хлопнул ладонью по лбу и рассмеялся с облегчением. – Серьёзно? Люди верят в сказки про вампиров из метро? Охренеть…

Он одёрнул футболку и уселся прямо на контактный рельс – давно выведенный из-под напряжения.

– Не, я понимаю, откуда растут… клыки у этой байки, – теперь голос сына звучал «правильно», почти по-детски. – Нас пытались лечить переливанием крови, как при той же порфирии. Желаемых результатов не дало, но мы почему-то и не умирали. Потом кто-то подметил, что мы не стареем – вернее, не взрослеем. Дальше больше: зрение, скорость реакции, физическая сила… Не у всех, нет. У меня – да. Но ты ж понимаешь, какие поползли шепотки…

Вздохнув, Влад поднял с пола толстый проволочный обрезок. Без труда завязал его узлом, развязал и распрямил обратно.

– Я не врач, я просто много читаю, считаю и смотрю по сторонам. Возможно, эта зараза, этот… «экзогенный ноктовирус», как его называют белые халаты, он что-то с нами со всеми сделал. Очень избирательно, на манер люденов у Стругацких, помнишь? Но одно точно: мы не чудовища. Я не чудовище. Я не убиваю людей и не пью их кровь. Ты мне веришь?

– Верю, – впервые Вера задумалась о парадоксе собственного имени. – Правда, верю.

Влад встал с рельса и одним неуловимым движением перетёк вплотную. Его прикосновение оказалось не ледяным, а неожиданно жарким.

– Тогда помоги мне бежать.

* * *

С платформы уже давно доносился всё нарастающий гул голосов. Перегруженный эмоциями, впечатлениями, логическими лабиринтами и этическими тупиками, мозг Веры встрепенулся, лишь когда на станции что-то металлически лязгнуло. Гул усилился, стали различимы отдельные выкрики. Затем раздался грохот и хищно завыли динамики.

Вера инстинктивно прижалась к сыну и завертела головой.

– Но не могли же они… Ещё рано!

– Никогда не рано для маленького бунта, – неприятно ухмыльнулся Влад. – Что? Я же говорил про… способности. С момента, как мы вошли в тоннель, нас очень внимательно слушали. И услышали. И сейчас чудовища, которым не нравится быть чудовищами, начнут рваться из клетки на волю. К слову, это даёт нам шанс.

– Какой ещё шанс?.. – внезапное понимание ударило под дых и тут же перехватило горло. – Владька, как ты… Как ты можешь так вообще? Это же дети! Это твои друзья…

– У меня нет друзей! – сверкнули синие фонари. – И детей здесь тоже нет, если ты не заметила. Дети закончились, когда вы бросили их под землёй. Якобы защитить и вылечить, а на деле – с глаз долой, из сердца вон!

– Да! – выкрикнула Вера. Тут же испугалась, прикрыла рот ладонями. Со станции эхом ответил многоголосый рёв. – Да, я виновата. Да, я никогда себе этого не прощу. Но зачем ты делаешь с собой то же самое?

– Чтобы жить и быть свободным, – отрезал Влад. – Допустим, я не задохнусь под водой; не знаю, не пробовал. Но рисковать не хочу. Так что сейчас ты мне озвучиваешь свой план, мы вносим в него поправки на хаос – и рвём отсюда когти.

Он поднял руку. Вера сглотнула и снова отступила назад: из скрюченных пальцев сына медленно выдвигались тёмные матовые острия. Тот же покосился на собственную ладонь и негромко уточнил:

– У тебя ведь есть план?

* * *

Решётку на входе в вентшахту Влад просто вырвал. Ну, не просто: очень аккуратно и тихо, с минимумом сопутствующих повреждений. Вера ещё раз потёрла остывшую кожу на предплечье, и с внутренней стороны проступила карта с пометками. «Датчики», – прочла она про себя.

– Датчики, – согласно прошипело из темноты. – Исправно работали первые три года, потом кабель перетёрся. Это медтехи привыкли к «упырям», а электрика, да ещё и спеца по старому оборудованию, поди в тоннели загони. Идём.

За спиной загудело, застучало сталью об сталь, загомонило – и унеслось в сторону станции. Не оглядываясь, Влад хмыкнул:

– Соседи. Кто-то сбегал и предупредил. Сейчас всё метро на уши встанет, но клык даю – прорыв будет на нашем направлении. Следующая конечная, она уже наземная, а значит, штурмовать станут её.

– Там три слоя силовых полей и гермоворота.

Собственный голос показался Вере тусклым и невыразительным, хотя внутреннее «я» тряслось и завывало от ужаса. Она даже не могла сказать точно, чего – или кого? – боится больше. От Влада снова донёсся смешок:

– Хорошо, дольше провозятся. Внимание охраны оттянут.

– Но венткиоск – важный объект, – беспомощно и бессмысленно возражая, Вера уже нащупывала ботинком первую ржавую ступеньку наверх. – Оттуда не уберут, я читала протоколы…

Влад буркнул нечто неразборчивое и обогнал на пару ступенек. «Мальчишка, – глупо потеплело в груди, и страх в ней внезапно растаял. – Упрямый, самоуверенный мальчишка. Совсем не изменился…»

Вскоре лестницу стало видно – как и решётки венткиоска. Влад обернулся и приложил когтистый палец к губам. Синие искры в глазах тоже пригасли.

Он постоял, нахохлившись и замерев, подобно искусно выполненной статуе. Потом поманил за собой, предупредив жестами: «Двое. Вооружены. Ещё тише». Придержал у самого проёма. Обнял и прошептал на ухо:

– Я тоже виноват, мам.

От пинка ржавая дверь сложилась пополам и вылетела на поляну. Вера не успела сообразить, что происходит. Ветер в лицо, удар об сырую перед рассветом землю, вспышки, громкие щелчки… Когда в животе остро и жарко куснуло, она догадалась.

Догадалась – и прошептала:

– Беги. Беги, сынок…

* * *

Влад стоит на пригорке за парком и слушает. По периметру воют сирены, кто-то на кого-то орёт, кто-то грохочет ботинками по трапам десантных ботов. Ветер потягивается и разбирает облака над востоком.

Рассветное солнце заботливо щекочет белую кожу и отражается в яростно-синих глазах.

– Я не чудовище, – бормочет Влад себе под нос. – Не чудовище! – голос набирает силу. – Нет! Слышишь, нет! – он рвёт связки, но ветру и солнцу всё равно.

Тогда Влад разворачивается и идёт обратно. Туда, где пахнет тоннелями. Туда, где земля вздрагивает, а гермозатворы не успевают.

Туда, где ещё бьётся сердце