— Джонни не способен мыслить абстрактно, он не понимает метафор. Он очень конкретен, — продолжает Бентон.

— А что другие посетители? Кто-то из них может подтвердить показания его подруги или заявление самого Джонни?

— Ничего более определенного они не говорят, в основном подтверждают, что Джонни Донахью и Дона Кинкейд были в кафе в субботу утром, — говорит Бентон. Не помню, чтобы видела его таким обеспокоенным после эвалюации. — Были ли такие субботние встречи чем-то вроде еженедельного ритуала, никто сказать не может. Следует помнить, что к тому времени, как Джонни выступил с признанием, прошло несколько дней. Остается только удивляться, какая у людей паршивая память и как они потом начинают не вспоминать, а гадать.

— Значит, у тебя нет сейчас ничего, кроме того, что говорит Джонни. А теперь еще есть письмо его матери. — Я повторяю то, что уже слышала. — Он утверждает, что ушел из «Бисквита» в два часа, и, следовательно, ему могло не хватить времени, чтобы добраться до Салема и совершить убийство около четырех. А вот его мать утверждает, что Джонни ушел в час, а значит, и времени у него на час больше.

— Как я уже сказал, пользы от ее письма никакого. Наоборот, оно лишь усугубляет ситуацию для Джонни. До сих пор поколебать его признание можно было лишь одним способом: показать слабость временного графика. Но дополнительный час многое меняет не в его пользу.

Я мысленно рисую картину: около часа дня Джонни поднимается из-за столика в «Бисквите» и отправляется в Салем. В зависимости от обстоятельств — плотности движения, времени отбытия из Кембриджа или Сомервилла и выезда на I-95, — он мог оказаться у дома Бишопов, в историческом районе города, к двум или половине третьего.

— У него есть машина? — спрашиваю я.

— Джонни не водит автомобиль.

— Такси? Поезд? Паром в это время года не ходит, и садиться пришлось бы в Бостоне. Но ты прав. Без машины времени на дорогу ушло бы больше. Час многое решает для человека, которому нужно найти транспорт.

— Я только не понимаю, откуда она это взяла. Может быть, он ей сказал. Может быть, Джонни снова изменил показания. Прежде он утверждал, что вышел из «Бисквита» около двух, но теперь поменял время на час, добавив важнейшую деталь, потому что считает, будто кто-то так хочет. Странно. И в высшей степени необычно.

— Ты же был с ним всего лишь утром.

— Я не из тех, кто стал бы заставлять его менять показания.

Бентон имеет в виду, что деталь эта новая, и он не верит, будто Джонни изменил свою первоначальную версию относительно времени ухода из кафе. Похоже, миссис Донахью просто ошиблась. Я пытаюсь представить, как такое могло случиться, и чувствую — здесь что-то не так.

— А как он вообще попал в Салем?

— На такси или поездом, но свидетельств у нас нет. Его не видели, никаких билетов не найдено, как нет никаких указаний на то, что Джонни был в Салеме или как-то связан с семьей Бишоп. Ничего, кроме признания. — Бентон бросает взгляд в зеркало заднего вида. — Важно вот что. Его версия в точности совпадает с тем, что говорится в новостях, и детали он меняет соответственно. В этой части письмо миссис Донахью верно отражает сложившуюся ситуацию. Джонни повторяет детали как попугай. Повторяет за кем-то, кто предлагает сценарий или информацию. Другими словами, он следует за тем, кто его ведет. Суггестивность, податливость к манипулированию, поведение, способное в некоторых своих проявлениях вызвать подозрение, — это все признаки синдрома Аспергера. — Снова взгляд в окно. — И еще дотошное внимание к деталям, к мелочам. Кого-то такое может поразить. Взять хотя бы вопрос со временем. Джонни всегда утверждал, что ушел из «Бисквита» в два. Точнее, в три минуты третьего. Спроси, что он делал в такое-то время, и он распишет буквально по секундам.

— Но почему же Джонни изменил показания?

— На мой взгляд, он их не менял.

— То есть Джонни посчитал, что будет лучше назвать более раннее время. Что в таком случае люди охотнее поверят в то, что Марка Бишопа убил именно он.

— Вопрос не в том, что он хочет, чтобы люди ему поверили. Вопрос в том, что он верит в это сам. Верит не потому, что помнит, а потому, что не помнит и полагается на предложенный ему кем-то вариант.

— Но кем? Джонни признался в убийстве еще до того, как попал под подозрение и был допрошен. Значит, к ложному признанию его подтолкнула не полиция.

— Он не помнит. Убежден, что перенес диссоциативный эпизод после того, как вышел из «Бисквита» в два часа, добрался каким-то образом в Салем, убил из пневмомолотка мальчика…

— Он не убивал, — перебиваю я. — Могу заверить с полной гарантией. Джонни не убивал Марка из пневматического молотка. Его никто так не убивал.

Некоторое время Бентон молчит и только смотрит перед собой на снежинки, бьющиеся в ветровое стекло с таким звуком, словно кто-то бросал в него песок.

— Мне лично ясно, что миссис Донахью неверно истолковала мнение Джека Филдинга. — Я говорю с полной убежденностью в своей правоте, хотя в глубине души испытываю немалое беспокойство. Как мне поступить с ней? Воспользоваться советом Бентона и не звонить? Поручить моему помощнику по административной части, Брайсу, связаться с ней и передать — с соответствующими извинениями, — что я не вправе обсуждать ни дело Марка Бишопа, ни какое-либо другое. Важно, чтобы Брайс произвел нужное впечатление. Нельзя, чтобы миссис Донахью подумала, будто я слишком занята, будто меня не тронуло ее горе. Мне снова вспоминается утренний разговор с матерью рядового первого класса Гэбриэла, которая сказала мне так много неприятного.

— Полагаю, отчет о вскрытии ты уже видел.

— Да.

— Тогда ты знаешь, что в отчете Джека Филдинга не упоминается пневматический молоток, а говорится только, что причиной смерти стало повреждение головного мозга гвоздями. — Решаю, что поручать Брайсу разговор с миссис Донахью от моего имени, пожалуй, не стоит. Я свяжусь с ней сама и попрошу больше не беспокоить. Подчеркну, что это ради ее же блага. Тут меня начинают одолевать сомнения, и я уже ни в чем не уверена. Раньше я знала, что умею успокаивать родственников умерших, людей, переживающих утрату и объятых гневом, но сегодня я не понимаю, что произошло утром. Миссис Гэбриэл назвала меня фанатичкой. Никогда раньше я ничего подобного в свой адрес не слышала.

— Знающие люди, в том числе и Джек Филдинг, не исключали возможность использования пневматического молотка, — сообщает Бентон.

— Верится с трудом.

— Он сам это говорил.

— Впервые слышу.

— Джек говорил об этом всем, кто был готов его слушать. И наплевать, что написано в поданном им отчете. Ты сама видела. — Бентон снова смотрит в зеркало.

— Но зачем ему говорить то, что противоречит лабораторным заключениям?

— Не знаю. Я лишь передаю его мнение. Филдинг считал, что орудием убийства является пневматический молоток.