В сыскном отделении Лыков поймал Прозорова и спросил:

– Что там с ревизией на выставке?

– Ковыряемся потихоньку, – ответил коллежский регистратор. – Но запутанно. Черт ногу сломит! Сбежали-то все билетеры первой смены.

– Понятно. В первую смену сборы больше.

– Точно так. На выставку, вы помните, три входа. Главный, а еще с Оки и с железной дороги. В каждом по десять турникетов со смотрителями. И сидит сбоку в особой будке билетер, торгует билетами. Он копит выручку и два раза в день относит ее старшему, Лугвеневу то есть. Вместе с билетами, которые отбирает у смотрителей. Похоже, составилась целая шайка, в которую поступили эти четверо. Лугвенев атаман. Вот они и крутили выручку как хотели.

– А как же они счетчики обманывали? Ведь хищение сразу же бросилось бы в глаза!

– Кто его знает? Как-то наловчились.

– И что Илья Никитич?

– Горюет. Друг детства очень его подставил перед начальством. Тимирязев рвет и мечет. До конца выставки никто Савича, конечно, не тронет. Коней на переправе не меняют. Но после припомнят. Чином и орденом уж точно обойдут. И еще легко отделается, если только этим.

– Кажется, убийство проститутки связано с билетным аферизмом, – сообщил свою догадку Алексей. – Она сильно опасалась мести. От кого? Кто-то достаточно страшный следил за Лугвеневым и, возможно, им руководил. Кто это мог быть? Есть сейчас в Нижнем Новгороде влиятельный уголовный?

– Есть, – нехотя подтвердил Прозоров. – Купец второй гильдии Голяшкин. Его еще называют ночным комендантом ярмарки. И хозяином Кунавине тоже.

Никак не мог он пропустить, чтобы такие деньги мимо шли. Вот знал я, знал, что без него тут не обойдется!

Новость о страшном участнике дела взволновала начальника сыскного отделения. Что ж он так? Неужели тоже боится? Во времена Благово это было невозможно. Хотя в преступном мире города и ярмарки тоже хватало опасных людей.

– Расскажите мне про этого купца, – попросил Лыков.

– Да мы почти ничего не знаем, – сразу огорошил его главный сыщик. – Скрытный. Сам купец чистенький, и ухватить его поэтому не за что. А людишки вокруг не дай бог…

Ярмарка, и Алексей это знал, продолжала оставаться очень криминализированной. В Азиатском переулке до сих пор было опасно даже днем, а ночью просто голову свернут! Так было всегда. Только во времена Лыкова в тамошних банях развлекались со шлюхами, а сейчас играют день и ночь в карты. А жуткие ночлежки? Особенно Вятское подворье: трехэтажный каменный дом Булдакова за каналом, недалеко от Староярмарочного собора. Нормальному человеку там выжить невозможно – или топись, или поступай в жулики. Не лучше и в Уральском ночлежном доме в конце Оренбургской улицы. Но хуже всех были Вязломовские бараки – деревянные казармы подрядчика Вязломова на Мещерском озере. Вонючие сырые трущобы, где живут опустившиеся, на все готовые подонки. А Гордеевка! А Самокаты! Последние представляли собой полуостров, где испокон века правили уголовные. Лыков с Благово изрядно почистили это страшное место в 1879 году. Но потом они уехали в Петербург, и бандиты вернулись. Вон сам начальник сыскного отделения ежится при упоминании о «ночном коменданте ярмарки». Запустили город их преемники! А полицмейстер считает, что почистили…

Купца Голяшкина надворный советник решил отложить на потом. Ясно, что это кто-то наподобие Лобова. Сыщик столкнулся с ним в восемьдесят третьем году[18]. Король преступного мира Санкт-Петербурга тоже был известен полиции. И тоже уходил от наказания. Лично не совершающий преступлений, окруженный посредниками и исполнителями, он был недосягаем закону. В конце концов полиция расправилась с ним в обход этого закона… Здесь так не получится. Да и масштаб у временно-нижегородского купца не столичный. Сейчас Алексея больше интересовали махинации с билетами.

Эту часть сыскной работы Лыков знал хорошо. Будучи помощником начальника отделения, он три года ревизовал театральные кассы. Ловля мошенников входила в обязанности полиции. В увеселительные заведения для охранения в них порядка ежедневно командировались наряды. Они должны были сверять правильность оклейки билетов соответствующими марками. Для этого осматривались корешки билетов с частями оставшихся в них погашенных марок. Если находили необандероленные билеты, значит, налицо мошенничество. Странно, что такой порядок не был заведен на выставке…

Алексей приехал в администрацию вместе с Прозоровым. Они нашли Пузыревского гоняющим чаи вместо того, чтобы делать ревизию. Вот же пустой человек! Коллежский регистратор объявил своему помощнику, что теперь билетами займется столичный гость. А губернский секретарь может вернуться к ловле убийц и грабителей. Пузыревский обрадовался и тут же убежал – не иначе в ресторан. А Лыков взялся за отчетность.

К своему удивлению, он обнаружил невероятное. Билеты на выставку продавались без марок! Это делало аферу легким занятием. Требовалось лишь каким-то образом уменьшать показания счетных автоматов в турникетах. Если жулики научились ловчить с автоматами, дальше все просто. Достаточно было билетерам сговориться между собой. Что и произошло. На каждом из трех входов имелся только один билетер. Он единственный знал подлинную сумму сбора со своих десяти турникетов. По вечерам члены шайки приходили к атаману и решали, сколько денег сдать в кассу. А чтобы мошенничество не вскрылось, посетителям вперемешку с настоящими продавали поддельные билеты. Их обнаружили в номере Лугвенева в огромных количествах. Без акцизных марок напечатать такие бумажки могла любая типография. А главной задачей Лугвенева в этих условиях было определить пропорцию. Он лично решал, какая часть продаваемых билетов будет сегодня настоящей, а какая – фальшивой, неучтенной.

Все это Алексею рассказал новый старший продавец главного входа Орешкин. После бегства шайки администрация назначила над билетерами другого начальника. И ввела за ними усиленный контроль. Теперь коллежский советник Савич лично ходил по турникетам, записывал показания счетчиков, пересчитывал билеты… В Экспедиции заготовления государственных бумаг заказали марки – то, что надо было сделать с самого начала. Скоро их должны были привезти, и тогда махинации с билетами станут невозможны.

– Что же вы терпели этих жуликов так долго? – упрекнул Орешкина Лыков.

Тот ответил:

– А кому было жаловаться? Савичу? Так он своему однокашнику разве что в рот не смотрел. И доверял безгранично. Петруха Иванов намекнул его высокоблагородию, что в кассе нечисто. Так выгнали Петруху! Лугвенев сжил его вмиг. После этого все помалкивали.

Еще Орешкин рассказал, как обнаглели прежние билетеры. Особенно старший! Каждый вечер он проводил в дорогих ресторанах. Свою полюбовницу завалил подарками. Имел собственного лихача! А начальство странным образом ничего не замечало.

Обороты шайки оценить было трудно. Выставка открылась 28 мая и первое время не пользовалась вниманием публики. Специально, чтобы привлечь туда посетителей, одновременно открыли и ярмарку. На два месяца раньше срока! Но купцы не стали менять привычный для них график, и до июля торговые ряды пустовали. Первые дни входной билет стоил рубль, а потом цену снизили до тридцати копеек. В воскресенья и праздники впускали за двугривенный. Сейчас рубль надо было отдать только по понедельникам, потому что тогда на выставке проходила уборка и количество посетителей старались уменьшить. Завели абонементные книжки: в 10 билетов со скидкой 10 %, в 20–20 % и в 30–30 %. Книжки мошенники подделывать не стали, но продавали их неохотно, старались вручить липовые билеты. Видимо, в день таких фальшивок сбывалось несколько тысяч. Ежедневный доход мошенников, таким образом, составлял сотни рублей! Неплохо на четверых. Но весьма вероятно, что там был и пятый: купец Голяшкин. Спросить о нем пока было некого: мошенники ударились в бега.