едва задремав, подскакивала от истошной трели дверного звонка в пять утра, чтобы вновь найти в подъезде свежий «подарок».

В полиции ожидаемо разводили руками и с гаденькой ухмылкой на лице заявляли, что ничем помочь не в силах: хулиганы есть хулиганы. Катя, впрочем, помощи и не ждала, но настойчиво фиксировала каждый факт угрозы.

Время шло, Денис, бывший Кате единственным оплотом спокойствия и поддержки, начал нервничать. Он бесконечно уговаривал ее отойти в сторону, будто забыл, что адвокат даже юридически не имеет права отказаться от принятой на себя защиты. У Кати было два варианта: делать свою работу добросовестно или пойти на подлость.

Она хорошо помнила и пустые глаза своей подзащитной после нескольких проведенных в СИЗО месяцев, за которые ее не раз пытались сломать окончательно, и синяки на ее теле, которые в упор не замечались местной экспертизой, и результат труда прошлого защитника. И как профессионал, и как личность Катя не имела никакого права поддаться страху и сдаться, подвести доверившегося ей человека и оставить его в одиночку сражаться с ураганом несправедливости.

После долгих беспросветных недель шанс выиграть процесс понемногу начал обретать действительность. Кате удалось, наконец, в ходе допроса подловить одного из главных свидетелей обвинения на лжи и добиться независимой экспертизы. Выходя в тот день первой маленькой победы из зала суда, она даже не могла поверить, что у них получилось качнуть маятник в свою сторону.

Следующее заседание грозило стать решающим для дальнейшей расстановки сил. Катя работала как безумная, чувствуя, что иного шанса не будет. Ей мечталось, что совсем скоро они с Денисом смогут выдохнуть и расслабиться; она видела, что ее жениху ничуть не легче, чем ей самой. Его поддержка, само его физическое присутствие придавало Кате силы идти вперед.

В наиболее тяжелые мгновения заседаний, где Денис не имел возможности быть рядом с ней, она всегда бросала недолгий взгляд на подаренное им кольцо, что не снимала никогда, и умиротворяющее, всеобъемлющее тепло укрывало ее всю, будто плащом. Она надеялась на скорое окончание тяжелейшей эпохи в истории их отношений, с которой они справлялись удивительно хорошо. Тогда она верила, что выстояв здесь и сейчас, они смогут пережить вместе любую беду.

Ее вера в Дениса, ее доверие к нему в те времена были безграничны. Кате в голову не приходило, что он — из всех людей на свете, — станет лгать, глядя ей в глаза, что он посмеет сделать что-то против ее воли, что он сочтет себя в праве руководить ее жизнью: без обсуждения, молча, в тайне. С нарушением закона и всех моральных принципов. Заведомо понимая, что обрекает невинную женщину на страдания.

Всегда осторожная и предусмотрительная, дома Катя потеряла бдительность. Она никогда не переживала, что Денис может влезть в ее документы или ноутбук, который спокойно оставляла включенным, если ненадолго выходила в магазин или варила кофе на кухне. Она никогда не думала, что доверие к самому родному человеку выйдет ей боком.

До чего смешно теперь вспоминать, как в первые дни — и даже недели, — потраченные на поиски виновных в сливе ее ключевых стратегий стороне обвинения, позволивших тем подготовиться и замести следы, а затем разгромить ее в суде, Катя рыдала у Дениса на груди, ни на секунду его не заподозрив. Как нагло и спокойно он раз за разом повторял, что не понимает, как такое возможно. Точно ли она всегда в офисе оставляла компьютер запароленным, точно ли забывала убрать документы в сейф?

Боль от его выяснившегося предательства, от четырех коротких слов признания «Да, это сделал я», выбила из Кати душу, обесточила, как после запредельной перегрузки, все ее внутренние сети чувств. Резкий взрыв, а затем — кромешная, ледяная тьма.

Она думала, любовь умирает медленно и долго. Она думала, что стоит бояться невыносимой боли и агонии сердца.

Она не знала, что иногда любовь исчезает как будто по щелчку. Она не знала, что омертвелое равнодушие к родному еще один вдох назад человеку страшнее всякой боли.

Глава 18

Задребезжавший от вибрации телефон, что безмолвно лежал на столе последние несколько часов, испугал ее и заставил прийти в себя. Катя посмотрела на загоревшийся экран и тяжело и раздраженно вздохнула. Ненужные, бесполезные воспоминания отвлекли ее настолько, что она едва не забыла о встрече с Александром Анатольевичем.

Злясь на себя за то, что упустила ценное время и сделала меньше, чем планировала, Катя, поднявшись из-за стола, быстрыми, уверенными движениями собрала все документы и материалы, которые не очень успешно изучала последние часы, и сложила их в сейф. Отключила компьютер, проверила, что ничего не оставила без внимания (и еще раз удостоверилась, что сейф закрыт), и только тогда вышла из кабинета.

Ей все еще иногда казалось странным снова видеть знакомые стены и лица после почти пятилетнего отсутствия. Даже путь до кабинета Аверинцева — путь, что в прошлом Катя, случалось, проделывала несколько раз за день, — приводил ее в замешательство из-за странного припоминания забытой привычки. Удивительно, но вернуться в прежнюю жизнь было сложнее, чем окунуться в новую.

Опустевший без сотрудников и посетителей коридор навевал тоску. Катя, вдруг наткнувшись взглядом на дверь одного из кабинетов, сбилась с шага от несоответствия между фамилией на табличке в действительности и в ее воспоминаниях. Поражаясь своей внезапной чувствительности к прошлому, Катя с недовольством фыркнула и, не останавливаясь, пошла дальше. Сегодня она слишком часто возвращалась мыслями к Денису, но, вероятно, причина заключалась в родных местах: она редко думала о нем вне Москвы. Ей было незачем намеренно травить себе душу.

Пусть Юра переменил свою точку зрения и был готов забыть старые обиды, она не принадлежит к тем, кто прощает предательство. Вторые шансы — прерогатива наивных дурочек, еще не знающих или вовсе не желающих знать неутешительную истину: способный предать никогда не предаст единожды. Каждая сложность, каждая ссора и спорная ситуация — шанс солгать, обмануть, поступить удобнее для себя. Катя могла только радоваться, что после вскрывшейся правды ее любовь к Денису умерла быстро. Он не заслуживал ни ее слез, ни ее понимания.

Все аргументы в его пользу не выдерживали обстоятельной критики. Какое право он имел решать, чье здоровье и, может быть, жизнь ценнее: Кати или Марии, ее подзащитной? Тогда он на все ее вопросы твердил одно: «Я пытался тебя спасти», — очень удобное оправдание для самых ужасных и циничных поступков.

Денис купил Кате безопасность ценой свободы, здоровья и жизни невиновной женщины, беззащитной