— Это точно.

Жизнь в оккупации уже научила этих людей ждать неприятностей и готовиться к ним. Вот и сейчас они говорили между собой так, как будто не немцы, а они сами решили провести обыск. И они не ошиблись. Через полтора часа во двор ворвались гестаповцы. Застучали кованные сапоги по деревянным ступеням лестницы, и в квартиру ворвались пятеро. Один из них на ломаном русском языке крикнул:

— Все стоят на один место! Ваши документ!

Один гестаповец с автоматом остался у дверей, офицер — подавал команды, просматривал документы и спрашивал, есть ли в доме оружие, радиоприемник; остальные, словно волки на жертву, набросились на шкаф, сундук. Немцы разбросали вещи по всей квартире, перевернули диван, шкаф кухонный, переворошили кровати. Вытащили все из кладовки, осмотрели сарай. Но ничего не нашли и направились к соседям.

Михаил Иванович молча взглянул на сына, и Володя, натянув на себя шапку и пальто, шмыгнул за дверь. Женя взяла в выдвижном ящике нож и подсела в кухне к матери, которая начала чистить картошку.

Володя перешел улицу и не спеша начал прогуливаться по тротуару. Он видел, как из калиток и ворот соседних дворов выглядывают люди.

Всех их, конечно, интересовал один и тот же вопрос: какой будет следующий дом у гестаповцев.

Наконец немцы вошли в дом Латаниных. Володя понимал, что самое лучшее время попасть во двор дома Латаниных сейчас. Хозяева будут встречать гестаповцев и следить из окон за двором не будут. Он быстро подошел к калитке и, выждав, пока последний немец скроется за дверью, проскользнул во двор. Заходить в дом было еще рано, Володя прошел в глубь двора к сараю и спрятался за него. Теперь он появится в доме Латаниных неожиданно. Окон в эту сторону нет, и никто не увидит его, когда он будет приближаться к дому.

Оставалось ждать. Парень прижался спиной к бревенчатой стене сарая и задумался. Как быстро меняются люди во время войны, вернее, как быстро взрослеют. Казалось, прошло совсем немного времени с того момента, когда Володя вместе с мальчишками со своей улицы бросали в кузовы немецких машин бутылки с карбидом и думали, что они, если не воюют, то, по крайней мере, вредят фашистам. А сейчас Володе было стыдно за эти мальчишеские выходки. Даже еще сравнительно недавний его «налет» с рогаткой на офицерские казармы выглядел теперь не более чем детской забавой. Ему еще не было и шестнадцати, а он чувствовал себя гораздо старше. Приучил себя прежде, чем что-либо предпринимать, тщательно обдумывать каждый шаг. Что это, обостренное чувство опасности? А может, чувство ответственности перед родителями, многими людьми, которые поверили ему и доверили пусть маленькое, но настоящее дело? Володя мечтал о том времени, когда ему доведется сражаться против врага с оружием в руках. Ну, а пока надо ждать и, конечно, не попасться на чем-нибудь.

Владимир оторвался от стены сарая: «Пора! Прошло не менее пятнадцати минут». И он быстрым шагом направился к дому. Дверь, ведущая в сени, открылась бесшумно. Володя перевел дыхание, глядя на обшитую войлоком дверь, ведущую в комнату. Что ждет его там? Как встретят его хозяева? Как посмотрят немцы?

Володя посчитал до трех и потянул дверь на себя.

Он оказался в кухне, до его слуха донесся голос того же офицера, который делал обыск у них дома. Володя еще не разобрался, о чем говорил гестаповец, но тон его голоса был спокойным. Парень двинулся к дверям, ведущим в комнату, и в этот момент услыхал Светкин смех. Володя открыл дверь. В глаза сразу же бросилось, что два немца сидят слева от дверей на диване, два других — на стульях около печи. Уже знакомый офицер и Светка сидели у стола.

В комнате стало тихо. Владимир поймал на себе взгляд офицера и испуганный — Светкин. Почему-то подумалось о ее родителях: «Раз их нет здесь, значит, они или в другой комнате или их нет дома».

— Здравствуйте! — хмуро сказал Володя. — Меня мама за теркой послала, сейчас блины будем печь.

Как злобно теперь смотрели на него голубые глаза этой красавицы. В них уже прошел испуг, и загоралась злоба, досада на этого парня.

Офицер спросил у Светки:

— Кто это?

— Сосед... — сквозь зубы процедила Светка и двинулась к дверям. — Идем, забери свою терку, нашел время приходить, видишь, и ко мне пришли.

Офицер поднялся со стула и приказал Владимиру:

— Стоять на один место.

Сам же, слегка подталкивая перед собой Латанину, вместе с ней вышел в кухню. Володя услышал, как хлопнула и вторая дверь. «Пошли в сени, — догадался он, — советоваться будут».

Прошло минуты три, прежде чем они вернулись в комнату. Латанина надела пальто, завязала вязаный платок и сказала:

— Володенька, я пойду с тобой, поблагодарю сама родителей за терку.

Она взяла терку, и они вышли на улицу. Пока шли, Светка, еще не совсем оправившись от смущения, пояснила:

— Ты вошел как раз, когда они меня допрашивали. Все выясняли, нет ли у меня оружия или радиоприемника, а сейчас, наверное, обыск уже начали.

Владимир слушал, а сам думал: «Бреши, бреши, зараза продажная! Тебя-то я уж давно раскусил».

Через несколько минут они вошли в квартиру Славиных. Светка облегченно вздохнула: она своими глазами видела, что люди чистят картошку, и, значит, парень действительно прибегал за теркой. Сказала несколько слов благодарности и ушла. А Славины весело переглянулись между собой. Володя рассказал все, что видел у Латаниных дома, и вдруг, улыбнувшись, обратился к Анастасии Георгиевне:

— Мама, ты же, когда шла с базара, обещала накормить яичницей. А сама оладьи картофельные готовишь?

Мать рассмеялась:

— Ишь ты чего захотел! Ну ладно, будут вам сегодня и яичница, и оладьи!

И она потянулась за следующей картофелиной.

Когда батальон майора Гридина вышел из окружения, бойцов в нем было не больше, чем в роте. Мочалов думал, что самое тяжелое время у них уже позади. Однако судьба готовила для него новые испытания.

Здесь, на фронте, батальон вел тяжелые изнурительные бои. Тоненькая змейка окопов с редкой цепочкой красноармейцев встала на пути вооруженного танками, бронетранспортерами и самолетами, превосходящего по численности, атакующего врага. Были моменты, когда старший лейтенант мысленно прощался с жизнью, считая, что из такого ада уже не выбраться. Пришлось испытать обыкновенный человеческий страх, позор отступления и даже бегства, потери дорогих сердцу людей.

Но вот наступил и наш черед. Успешное наступление под Москвой показало всему миру, что фашистский план молниеносной войны провалился. Немцы тогда потеряли более полумиллиона солдат, пятнадцать тысяч машин, тысячу триста танков, две с половиной тысяч орудий и много другой техники. Гитлеровцы были вынуждены бежать на сто пятьдесят — триста километров от Москвы. Это была победа не только нашего оружия, это было свидетельство высокого морального духа красноармейцев и командиров Красной Армии.