— “Быть знаменитым — некрасиво”, — поправила последнюю фразу Лариса.

— Я прекрасно ознакомлена с творчеством Бориса Пастернака, — чуть насмешливо отозвалась апологетка личного уродства. И открыла глаза.

И открыла глаза.

И Лариса окаменела в своем креслице набивного шелка.

Окостенела под этим взглядом.

…Нет, в глазах не было ничего сверхъестественного. Астрального, запредельного и прочего оккультного. Темно-серые, льдисто-колючие, словно подтаявший снег. Утомленные и спокойные глаза простой бабы: тягловой, унылой житейской силы, бредущей домой с кошелкою базарной…

Но на какое-то мгновение…

Да.

За стеной мутного льда и общемирового безразличия в этих глазах вспыхивало странное и страшное пламя. Огонь все познавшей и уже готовой к своему уничтожению Лилит. Огонь, угасший вместе с Лилит в тот момент, когда из костяного праха мужнина ребра возникла иная женщина — покорная жена, верная подруга, благословенная мать всех живущих. Была ли красавицей та, что восстала на пепле другой?

Была ли она прекрасна так, что ради нее демоны готовы были покинуть преисподнюю?..

И каким был ее взгляд?

И положено ли ей быть красавицей и обладать взглядом, еще помнящим дорогу из Сада, охраняемого ангелом с пламенным мечом?!

Лариса потерла виски. Наваждение проходило. Ем просто показалось, что кондитерский мешок вместо крема выпустил струю напалма. Нет, все нормально, все на своих местах. И глаза Ларисиной собеседницы — обычные, кстати, некрасивые глаза. Только вот ума в них, похоже, гораздо больше, чем положено отпускать Небесам среднестатистической женщине.

Или Лариса опять ошиблась?

Женщина пристально рассматривала ее.

— Вы не врач, — неожиданно и безапелляционно заявила она.

— Почему вы так думаете?

— Вы спасли мне жизнь. Причем очень оперативно. В смысле быстро.

— Ну… Возможно, это как раз говорит о том, что я хороший врач.

— Чепуха! Врачей за свои годы я перевидала немало и чую их борно-салициловый дух за версту. Вы не врач, но действовали профессионально. Тогда кто вы?

Лариса поняла, что пришла пора задействовать собственную “правду-легенду”:

— Я кастелянша.

— Кто?!

— Кастелянша, — терпеливо повторила Лариса. — Новенькая. Понимаете, так получилось. Меня сюда на работу устроили через…

— “Корунд”. Ага. Понятно. Значит, кастелянша… Познакомимся?

Лариса была готова и к этому вопросу.

— Раиса Данникова, — почти отрапортовала она свое новое имя. — Просто Рая.

— “Рая, что подстерегла меня у дверей рая” — каламбур! — весело сказала толстуха. — Ну а я Люба Десяткина. Просто Люба. Эх, блин, сейчас бы по семьдесят пять за знакомство!

— Нельзя, — строго сказала “просто Рая”. — Строгая диета и постельный режим. Как вы не понимаете!..

— Будем на “ты”. Слушай, Рай, ты до того суровая, прямо главврач! И не подумаешь, что тебе простынями да наволочками положено заведовать!

Лариса предпочла проигнорировать эту тонкую аристократическую шпильку. Но запомнить.

— Да, думаешь, я сама этому обрадовалась? — Лариса решила чуть подпустить в свой тон этакой провинциальной наивности. — Я сама чуть не обалдела! Приезжаю в назначенный день, подхожу к дворцу, и тут мне навстречу бегут два странных типа и кричат: “Ой, скорей! Ой, как вы вовремя! Она отравилась! Ее надо спасти!..” Ну, я и…

— Спасла. Хотя в качестве кастелянши ты могла меня спасти только тем, что выдала бы свежий комплект риз для положения во гроб. А тут такая компетентность… Любопытная компетентность…

— Я чего-то не понимаю! — нахмурилась Лариса. — Я вам…

— Тебе!

— Тебе спасаю жизнь, а ты вместо этого чуть ли не допрос мне устроить пытаешься! Мало ли на что человек способен! Как будто я всю жизнь только и была кастеляншей!..

— А кем еще?

— Я училась, — хмуро выдавала “свою биографию” Лариса. — На биофаке. Платно. Потом еще в медицинском — несколько лет. Тоже платно. У меня специальность была — токсикология, я диплом собиралась писать про историю и эволюцию идей безоарового камня[11]!

Тут Лариса фантазировала, но ее фантазии не выходили за рамки досье Раисы Данниковой. Все-таки так глубоко в агентстве “Корунд” не копали.

— И написала диплом? — Больная поудобней пристроилась в подушках.

— Нет, — вздохнула Лариса. — Обучение стало слишком дорогим, пришлось все бросить и работать бельевщицей в лепрозории…

— Что?!

— Шучу. Но в больнице я работала на самом деле (не отступать от досье, теперь не отступать!). Частная психиатрическая клиника профессора Ребрянко. А там разные были пациенты, привозили и тех, кто с суицидальными наклонностями. Я и смогла кое-что вспомнить из своих знаний по ядам и противоядиям (блин, все-таки опять съехала на скользкую тропку собственных фантазий!).

…Но, может, в честь спасения госпожи Любови Десяткиной местные князья не будут гонять Ларису на детекторе лжи?

Тем более что вряд ли в столь прекрасном и исполненном загадочной поэзии дворце имеется такая прозаическая вещь, как детектор лжи.

— Ладно! — хлопнула ладонью по одеялу дама. — Как бы там ни было, спасла ты меня на высшем уровне. И я тебе за это искренне благодарна. Но повторюсь: не думай, что я отравилась из-за недовольства собственной внешностью.

— Могу я тогда полюбопытствовать…

— Можешь. Ты “Госпожу Бовари” читала?

— Да.

— Помнишь сцену, когда она отравилась?

— Конечно.

— Хорошо. А роман Мориака “Тереза Дескейру” тебе известен?

На всякий случай Лариса ответила отрицательно. Обширная начитанность кастелянши может показаться подозрительной. Она уже и так нарушила весь сценарий своего появления в “Дворянском гнезде”!

— В романе Мориака, — вещала Люба Десяткина, полуприкрыв тяжелыми веками глаза, — жена методично травит мужа мышьяком, постепенно увеличивая дозу.

— Зачем?

— А скучно ей с ним стало! Так и ответила на суде.

— Нет, ты не поняла, Люба. Я про другое спрашиваю: ты-то зачем мышьяку наглоталась? Решила последовать по пути знаменитых литературных героев?!