— А могли бы сделать?

— Это вопрос по существу? — осведомилась она. — Или просто любопытство?

— Нет, не могли бы, — послышался голос из полутьмы, и Эшер резко обернулся, скрипнув половицей. Лицо незаметно подошедшего мужчины поражало меловой бледностью. Худой, среднего роста, он старчески сутулился, в светло-каштановых волосах паутиной блестела седина. — Во всяком случае, без разрешения Лайонела.

— Лайонела?

— Гриппена. — Вампир качнул головой, словно имя это было ему неприятно выговаривать. Двигался он тоже как-то старчески, словно бы устало. Бросив быстрый взгляд на миссис Фаррен, Эшер заметил, что та смотрит на пришедшего с участием.

— Он бы этого не вынес, — объяснил вампир. — Он бы выкурил беднягу Дэнни изо всех укрытий в течение года. В этом смысле он весьма ревнив. — Он протянул тонкую руку и сказал: — Я — Эрнчестер.

Эшер, почерпнувший достаточно сведений об Эрнчестерах во время своих сегодняшних изысканий, предположил:

— Лорд Чарльз Фаррен, третий граф Эрнчестерский?

Легкая улыбка тронула это белое лицо, усталые глаза на секунду ожили. Мужчина наклонил голову.

— Боюсь, что я уже мало напоминаю собственный портрет, — сказал он.

Многочисленные портреты, украшающие стены салона, потемнели от времени и были укрыты тенями. Который из них изображал третьего графа Эрнчестера, сказать было трудно. Тем более что две трети каждого портрета занимал тщательно завитой парик.

Эшер нахмурился, пытаясь вспомнить имя графини, и миссис Фаррен со свойственной вампирам проницательностью сказала:

— Антея.

Подошла к мужу и проводила его до кресла перед холодным очагом. Каждый раз, когда она глядела на него, Эшер замечал в ее глазах все те же участие и тревогу. А вот на самого Эшера миссис Фаррен взглянула на этот раз с откровенной враждебностью.

Эрнчестер опустился в кресло. Двигался он без лишних движений, как Исидро или леди Антея, но как-то безжизненно.

— Дэнни спал здесь? — спросил Эшер.

Ответила Антея:

— Крайне редко. — Она выпрямилась и прошла к очагу.

— Следовательно, тело было найдено не здесь?

Краем глаза Эшер наблюдал за Эрнчестером. Граф смотрел в сторону, уткнувшись бровью в кулак. Эшера несколько шокировала скорбь графа, и в светло-карих глазах наблюдавшей за ним Антеи вспыхнул гнев.

— Если бы оно было найдено здесь, — холодно заметила она, — то вместе с ним были бы найдены и наши тела.

Эшер закусил губу. Затем, отвечая не ее словам, а ее гневу, сказал:

— Извините.

Глаза ее несколько смягчились.

— С вашей стороны было непростительной глупостью прийти сюда, — сказала она. — Исидро иногда ужасно раздражает, но, поверьте мне, если он что-то утаил от вас, то для вашей же безопасности.

— Возможно, — сказал Эшер. — Но он приставил мне нож к горлу: если я не найду убийцу, пострадает близкий мне человек. Мне бы хотелось разделаться с этой историей как можно быстрее — до того, как он выяснит, где я прячу ту, кого он собирается взять в заложницы; до того, как сам убийца заподозрит, что его выслеживает уже дневной охотник, и опять-таки займется моими близкими; до того, наконец, как я сам увязну во всех этих делах достаточно глубоко, чтобы потом из них выбраться. Но сделать это я смогу, лишь владея информацией, которую мне Исидро не желает предоставить.

Некоторое время она рассматривала его, чуть склонив голову, словно под тяжестью темной массы волос.

— Он — очень старый вампир, — сказала она наконец. — Он осторожен, как змея в норе; может быть, излишне осторожен.

Было несколько странно слышать об Исидро, что он «стар», — испанец производил впечатление юноши, почти мальчика. Скорее уж стар был Эрнчестер с его усталыми движениями и мертвыми глазами. Эшер оглянулся на кресло, где только что сидел граф, но кресло было пустым. Трудно было сказать, когда именно он ушел. Был ранний вечер, и хозяева, надо понимать, еще не завтракали. Странно, что, разговаривая с этой тихой красивой женщиной, умершей задолго до его рождения, Эшер совсем не испытывал страха — то ли потому, что она и впрямь не собиралась причинять ему вреда, то ли спокойствие было ему просто внушено. Невольно вспомнились слова Исидро о «других вампирах».

После долгой паузы Антея продолжила:

— Я не знаю, кто из них старше: он или Гриппен. Они оба были сотворены в одно время одним мастером. Это был Райс Белый, менестрель, хозяин вампиров Лондона в… давние времена. Вы ведь понимаете, что в качестве вампира весьма трудно выжить, если город недостаточно велик и смерть жертвы не может остаться незамеченной. Разве что если у вас достаточно денег и вы владеете имением, где можете спать днем в безопасности. Дон Симон рассказывал, что в те времена Лондон был не более чем маленьким торговым городком. — Легкая улыбка тронула ее полные бескровные губы. — Я представила, что бы вы подумали о Лондоне моего детства — там, где сейчас Ливерпульский вокзал, приходилось искать тропки в болотах… Словом, безопасность себе могли обеспечить лишь аристократы, имеющие возможность охотиться по ночам в поле. Избежать подозрений можно было, питаясь кровью быков или оленей, но долго на крови животных не протянешь. Вампир становится от этого тупым, усталым, безразличным ко всему. В таком состоянии его довольно легко выследить и убить.

Она подняла на него глаза, скрестив на груди большие мягкие руки (достаточно сильные, чтобы в любой момент свернуть ему шею); холодно блеснули кольца.

— Звучит достаточно гнусно, не правда ли? Но притупление чувств, утрата вечной настороженности — это смерть для вампира, которого так легко сжечь солнечным светом. Мы, наверное, омерзительны вам?

— Совершенно верно, — спокойно ответил Эшер. — Это для вас существенно?

Она опустила глаза, разглядывая жемчужины перстня.

— Если бы это было существенно, я бы давно умерла. — Другая бы женщина пожала плечами перед тем, как снова взглянуть на него. — Конечно, к тому времени, когда Чарльз и я стали тем, что мы есть, Райса уже не было на свете. Он обитал в усыпальнице Сент-Джайлза, охотясь ночью в порту. А деньги зарабатывал, играя в тавернах Истчипа и Стил-Ярда, — ганзейские купцы его любили. Дон Симон рассказывал, ему достаточно было взять в руки лютню — и люди плакали. Маленький седой старик в старинных одеждах, проворный, как хрупкий паучок, — так его описывал дон Симон. Во времена старого короля Джеймса вампиров преследовали особенно яростно, а те, что уцелели, погибли потом при пожаре Лондона — все, кроме Гриппена и дона Симона. Одному богу известно, где им тогда посчастливилось найти укрытие.

— Вы застали эти времена еще живой? — Для Эшера это была древняя история — что падение Рима, что пламя, пожравшее Лондон в 1666 году.

— Да, — сказала она. — Я помню себя маленькой девочкой, стоящей на Харроу-Хилл; дымный рассвет, а город внизу — как ковер из пламени; ветер веет жаром в лицо. В те дни было ветрено. Ветрено, жарко и сухо… Помню, как воздух потрескивал в моих волосах, и я боялась, что огонь охватит всю землю. — Она качнула головой, как бы удивляясь детской наивности. — Говорили, что некоторые строения взрывались от жара, как бомбы, а по сточным канавам тек свинец расплавившихся церковных кровель. Потом, спустя многие годы… когда я стала тем, что я есть, мы впервые встретились с Исидро. Его лицо еще было покрыто шрамами, и руки тоже.