– И все же – почему ты уверен, что будет взрыв? – спросил отец.

– А какие еще ты знаешь способы, ну или причины масштабных разрушений?

– Наводнение. Землетрясение. Э… ну, пожалуй, речь идет именно о взрыве. Да и слово «световой детонатор» как бы намекает… Говоришь, террор?

– Это от латинского «terror» – ужас, – пояснил я. – Слово использовали еще якобинцы. Теперь главный вопрос: когда произойдет взрыв?

– Когда «Самодержец» въедет под купол, – мама встала. – Нам надо бежать отсюда, немедленно. Сказать кондуктору… Нет, он не поверит. Значит, покинуть вагон на ходу. Выпрыгнуть. Но твоя рука, – она повернулась к Генри. – Такой прыжок ты не выдержишь. Тогда… тогда поезд нужно остановить.

– Как? – спросил я. – Кстати, уже могла подняться тревога.

– Ты же слышишь: в коридоре тихо. Никто не бегает по вагонам, не шумит…

Обдумав это, я кивнул:

– Если Брутман с сообщниками действует скрытно, то что они могут сказать остальным? «Мы тут хотим устроить хороший взрыв, но нам мешает троица пассажиров из пятого вагона»? Ну, а выстрелы в радиорубке просто никто не услышал. То есть никакой тревоги нет, никто по-прежнему ни о чем не догадывается.

– Так, может, нам самим все рассказать? – предложила Джейн. – Я имею в виду, не кондуктору, а вернуться к паровозу и… Нет, вряд ли.

– В радиовагоне сейчас почти наверняка засели Кариб с мистером Чосером. Нас просто не подпустят к будке машинистов. Неудачная мысль – устраивать перестрелку, когда один из нас ранен. Но вообще-то важнее другое: мы здесь под чужими личинами. И когда начнут разбираться, кто мы такие, то есть кто вы такие… Сами скажите мне, чем это грозит? Ну, если охранка начнет копать под вас, свяжется с европейскими службами?..

Они переглянулись.

– Каторга, – сказал Генри. – Пожизненная. А если нас передадут полиции за границу, что вполне возможно, и вскроются прошлые дела…

– Смертная казнь, – заключила мама.

– Тогда это не выход, – подвел итог я.

– Значит, мы зря теряем время на разговоры. Возвращаемся к тому, что я сразу сказала: нам нужно покинуть поезд немедленно!

Но Генри упрямо мотнул головой.

– Я тебя не узнаю, Джейн. Мы грабители, а не убийцы. Мы действуем так, чтобы не пострадали люди.

– Ты и сам знаешь, что я всегда первая готова… Но сейчас нам надо отступить. Не мы пытаемся устроить этот взрыв. На нас нет вины.

– Она будет на нас, если мы позволим ему произойти.

– Генри, ты ранен. Что мы можем сделать? Нужно остановить поезд и скрыться…

– Нет, нужно помешать взрыву и…

– Взрыва сейчас не будет, – перебил я, и они замолчали, уставившись на меня. – Уверен, что поезд не взорвут, пока он не достигнет Выставки, но и там это произойдет не сразу. В данный момент нам ничего не угрожает.

– Почему? – спросила Джейн.

– Зачем устраивать взрыв в четыре часа ночи, когда рядом почти никого не будет? Если это террористический акт, то он должен быть шумным, привлекать внимание. К слову, тут возникает вопрос, а что, собственно, взорвется? Детонатор ведь только, как бы сказать… инициирует процесс. Я не увидел там никакой взрывчатки. Или взорваться должно это плазмическое вещество внутри?

– Не отвлекайся, – попросила мама.

– Я хотел еще сказать, что сейчас трое помощников этого… Хозяина, буду называть его так, находятся здесь, и они погибнут во время взрыва. Если Вилла Брутмана террористы, возможно, готовы пустить в расход, то зачем убивать двух исполнителей? Но даже если и их жизни не ценны – нет никакого смысла взрывать поезд и Выставку посреди ночи, ведь погибнет от силы сотня человек. Какой вывод напрашивается?

Оперевшись на мамино плечо, отец сел и сказал:

– Взрыв произойдет во время торжественного открытия Всемирной Выставки. А оно назначено на десять утра.

– Вот именно, – кивнул я. – И тогда погибнут не сотни – тысячи.

Сквозь стук колес донесся протяжный гудок, и отблески света проникли из-за шторы. Вскочив, мама отдернула ее. Впереди рельсы изгибались пологой дугой. В свете прожекторов поблескивала стеклом и металлом огромная полусфера, окруженная постройками поменьше.

На всех парах «Самодержец» приближался к зданию Всемирной Механической Выставки.

В куполе была высокая арка-подкова, куда уходили рельсы, над ней горели зеленым светом два больших круглых фонаря. Вокруг раскинулся парк, между деревьями виднелись крыши построек, яркие огни разгоняли предутреннюю темноту. Наверняка там, в парке, притаилось множество диковинок, но сердцем Выставки был, конечно же, купол. Два огня на нем горели ровно и ярко – Всемирная Выставка приветствовала чудо-поезд разинутым от удивления ртом арки и выкаченными зелеными глазами.

Перед куполом рельсы разветвлялись, и вскоре я понял, что они образуют большую восьмерку, протянувшуюся поперек нашей ветки. В центре ее находился так называемый перекрестный стрелочный перевод, в народе именуемый «стрелкой», – значит, состав можно направить под купол, а можно перевести на восьмерку.

Возле стрелки, где горел фонарь, стоял человек в форме железнодорожника и козырял нам. По сторонам от купола ярко светились прожекторы, их лучи упирались в покатые бока громады, словно поддерживающие ее балки. Состав двигался все медленнее, колеса стучали тихо и будто устало. Наши вещи были собраны, я стоял у окна, Джейн с Генри сидели на диване.

Прозвучал еще один гудок, и колеса простучали по стыкам рельс. Вагон прополз мимо железнодорожника, который поворачивался вслед паровозу, не убирая руку от фуражки. Арка надвигалась, зеленые огни над ней уползли вверх, и вот мы проехали под дуговой балкой. «Самодержец» еще замедлился, теперь он еле полз. Снова гудок, который эхо разнесло под огромным куполом… По-настоящему, без всяких скидок огромным, решил я, опуская оконную раму и выглядывая наружу. Прямо какая-то пещера циклопов, железных паровых великанов!

– Вы не видели, но перед куполом была стрелка, – я оглянулся на родителей.

– Я заметила, – возразила Джейн. – Только не поняла, зачем она. Подними окно, Алек, отца знобит.

Генри, накрытый пледом, вытянулся на диване, мама положила руку ему на грудь. Прикрыв окно, я добавил:

– Тут рельсы расходятся по всему выставочному парку, чтобы его можно было осмотреть прямо с поезда. Наверное, днем «Самодержец» выведут обратно и пустят через парк.

Из коридора донеслись приглушенные ковром шаги, затем раздался голос Кондуктора:

– Дамы и господа! Мы прибываем! «Самодержец» прибывает! Во избежание столпотворения попрошу выходить после того, как будет названа ваша фамилия! – затем он повторил то же самое на французском и английском.

Стало светлее, и я притушил лампу. Рельсы разделяли основание купола на два равных полукруга. На перроне стояли солдаты с винтовками и унтер. Рядом прохаживался, заложив руки за спину, длинноногий худой офицер в мундире и кивере с пышным красным султаном. У него были высокие сапоги с необычно узкими голенищами, которые делали его похожим на черноногого журавля. Во время ходьбы он почти не сгибал ноги в коленях, что лишь усиливало сходство с птицей.