– У тебя с Черзаровой серьёзно?

– Тебе это так интересно? – удивился я.

– Откуда взял песню, которую ей пел?

– Подслушивала?

– Только песню, – кивнула она. – Потом сразу ушла, но успела услышать её рёв, потому и спрашиваю. Такое поют только любимым, а я не вижу в тебе любви. Так откуда песня?

– Тань, извини, но я не могу этого сказать.

– Ты стал другим, – задумчиво сказала сестра, – и я не могу понять, хорошо это или плохо.

– Что в этом может быть плохого? – не понял я. – Я многого достиг и достигну ещё большего.

– Ты жил… беззаботно. Таким и должно быть детство. А сейчас вечно чем-то озабочен. Эти бесконечные занятия и куча секретов… Тот брат, который у меня был, исчез. Ты сильнее и умнее его, но вот лучше ли?

– Разве хуже, что я отлично учусь и заработал много денег?

– Деньги – это хорошо, но, когда я вспомню, каким ты был, почему-то становится грустно. Ладно, забудь.

Забудешь тут! Сначала мама, теперь она. Беззаботности им во мне не хватает! По-моему, мне, наоборот, не хватает осторожности и предусмотрительности. Всё время тянет выпендриваться. Точно ребёнок резвиться! А теперь нужно ждать, что придумают в издательстве. Чувствую, отольётся мне гонорар за ворованную книгу кучей неприятностей! И ждать их следует после выхода в свет сборника. По плану это февраль следующего года. Вздохнув, я пошёл заполнять две тысячи пятый год. Скоро закончу третью тетрадку и нужно будет начинать следующую. Как же надоела эта писанина! Писал с полчаса и закончил октябрьскими беспорядками во Франции. В ноябре вспомнились только испытания «Тополя-М», а в декабре вообще не было ничего важного.

Обычно не просыпался ночью, этой проснулся и не сразу сообразил, что увидел. Я лежал ногами к окну, выходившему на площадку, где у нас играли в баскетбол и у забора стояли скамейки. В ночное время там горел фонарь, и сейчас в его свете неслись и кружились бесчисленные снежинки. Утром за окнами всё было покрыто снегом, а термометр показал минус пять. Дома, как и в школе, давно топили, поэтому мы не мёрзли, а на улице после осенней сырости было холодно, но хорошо! Я пока ходил в тёплом осеннем пальто, поэтому из зимних вещей взял только меховую шапку и шарф.

– Как хочешь, – не стала настаивать мама. – Сегодня же займусь вашими вещами. Не думала, что за одну ночь так похолодает.

Я вышел из дома за десять минут до звонка и сразу увидел идущего к забору Сергея. Он оглянулся на звук моих шагов и остановился подождать.

– Привет, – поздоровался друг. – Как съездил?

– Вызвал удивление всей редакции, – ответил я. – Они думали, что я на несколько лет старше. Что вчера было в школе?

– А разве Люся не сказала? – спросил он. – Меня послали в магазин, и я увидел её у въезда. Не ожидал такого от Черзаровой.

– Для меня это тоже было неожиданностью. Она вчера намёрзлась на ветру, только бы не заболела.

Мы потопали перед входом в школу, очищая обувь от снега, и забежали в вестибюль. Почему-то мы с Сергеем приходили на занятия перед самым звонком. Вот и сейчас он раздался, когда подходили к дверям класса. Привычно отвечая на приветствия, я быстро занял своё место и вытащил из портфеля учебник истории.

– Ты как? – спросил я Люсю. – Не простыла?

– Пока нет, – ответила она. – Скажи спасибо своей маме.

– Сама скажешь, – шепнул я.

Вошла учительница, и разговор пришлось прекратить. Она была в хорошем настроении, наверное, из-за первого снега, поэтому урок прошёл бескровно. На перемене никто не вышел из класса: всем было интересно, для чего меня вызывали в редакцию.

– Обычная правка текста, – утолил я их любопытство. – Они могли сделать это и без моего участия, но хорошо, что поехал. Удалось отстоять почти всё, что хотели править.

– А когда выйдет книга? – спросила Ира.

– По плану должна выйти в феврале. Ребята, хватит об этом, давайте я лучше расскажу анекдот.

За первым анекдотом последовал второй, и когда звонок загнал нас за парты, с лиц большинства не сходили улыбки.

– Что это вы сегодня такие весёлые? – спросила Ирина, когда мы поздоровались. – Из-за снега? Ладно, начинаем заниматься. Посмотрим, как вы усвоили материал прошлого урока. Довнар к доске.

Когда углубляешься в память, время летит незаметно. Я быстро перерешал уравнения и вспоминал две тысячи шестой год, когда зазвенел звонок.

– Ты не забыл о своём обещании? – перед тем как уйти, спросила классная. – Сегодня у нас пение, а прошло не два месяца, а больше.

– Об обещании не забыл, – ответил я, – но не взял гитару. Ирина Михайловна, я сбегаю за ней на большой перемене. Только не хочется нести в класс. Можно я оставлю в учительской, а вы принесёте на последний урок?

– Да, – сказала она, – так будет лучше.

Глава 8

Я не забыл, о своём обещании и знал, что о нём не забудет Ирина, поэтому подобрал мелодию песни «Вот так и живём» из «Добровольцев». Мне нравилась эта песня, и я частенько напевал её уже в преклонные годы. Ещё подбирал мелодию песни «Молодость моя Белоруссия», но делал это только для себя. О том, чтобы спеть кому-нибудь этот шедевр ансамбля «Песняры», не могло быть и речи. Сразу же возникнет вопрос: откуда я её взял. Слава богу, что сошло с рук исполнение одной из песен будущего у Светки. Выдавать чужие песни за свои? Тогда проще сразу же идти со своими тетрадками в минский КГБ. Я и так засветился с повестью, не хватало ещё прослыть самородком от поэзии и музыки. А ведь так хотелось всё спеть! Хотелось вызвать удивление и восторг, подарить всем те песни, которые, как в клетке, были скрыты в глубине моей памяти и бились о её прутья, пытаясь вырваться в мир. Наверняка всё это шло от моей молодой половины.

Я примчался домой, снял только ботинки и бросился в свою комнату. Чехол от гитары был в шкафу, и я быстро запихнул в него инструмент и побежал обратно. Когда вышел из гардероба, до звонка оставалось три минуты. Я постучал в учительскую и отдал гитару классной. Она сделала ошибку, заговорив о моём обещании в классе. Наш разговор слышали, и новость так взбудоражила моих одноклассников, что на уроке геометрии Ирине пришлось несколько раз одёргивать самых несдержанных. После звонка на перемену она ушла в учительскую и вернулась на урок уже с инструментом.

– Спой то, что для нас подготовил, – сказала она, – только не очень