Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принимавшие участие в этих движениях огузы, по-видимому, совершенно не были затронуты исламом и его культурой. В арабской литературе есть рассказ, сохранившийся у автора XIII века, но относящийся, конечно, к гораздо более раннему времени, о том, что среди огузов были христиане. Как с исламом, так и с христианством огузы могли познакомиться в Хорезме, с которым у них были наиболее оживленные торговые сношения. О том, что среди хорезмийцев были христиане, говорит хорезмский ученый XI века Бируни. Замечательно, что эти христиане принадлежали не к несторианскому вероисповеданию, как большая часть христиан в Персии и Туркестане, но к православному; в той же форме христианство, вероятно, было принято огузами.
После основания мусульманских колоний на Сырдарье, в той же местности, где было местопребывание главного предводителя огузов, здесь, как в других местах, должно было сказаться превосходство мусульманской культуры. Кроме того, часть туркмен поступила на службу к Саманидам, получила от них в свое распоряжение пастбища и обязалась защищать границы саманидских владений против своих немусульманских соплеменников. В числе тюрок, живших тогда в пограничных областях саманидского государства, были и люди, познакомившиеся с мусульманской культурой; тюрком по происхождению был знаменитый арабский философ X века Фараби[82]. Во время борьбы между Саманидами и Караханидами огузы были то на одной, то на другой стороне; в начале XI века они перешли в государство газневидского султана Махмуда.
Персидские историки того времени проводят различие между первыми, совершенно неорганизованными пришельцами и более организованной силой потомков Сельджука, которые были уже «эмирами-завоевателями», а не только пастухами, как их предшественники. Первые могли причинять владениям Газневидов и других династий только экономический ущерб своими грабежами, эти грабежи захватили огромный район, но не вызвали никаких политических перемен; кочевники переходили с места на место, нигде не оставляя гарнизонов, не восстанавливая разрушенных городов, не стараясь уничтожить существовавшие государства и заменить их своим собственным. Потомки же Сельджука уже после своих первых побед в Хорасане при газневидском султане Масуде[83], сыне Махмуда, начали присваивать себе права государей, вводить свои имена в хутбу[84], читавшуюся по пятницам в мечетях, и чеканить их на монетах, хотя при этом в первое время не заботились о единстве государственной власти. Как империя тюрок в VI веке, так и государство потомков Сельджука в XI веке было основано двумя братьями, в последнем случае внуками Сельджука; в одно и то же время имя одного брата читалось в хутбе и чеканилось на монетах в Нишапуре, имя другого — в Мерве.
Только постепенно ими была усвоена идея единодержавия. Замечательно, что при тюркских завоевателях впервые появился на монетах, чеканившихся в Хорасане, древнеиранский титул шаханшах; ни Саманиды, ни Газневиды не употребляли официально этого титула, оставаясь правоверными мусульманскими эмирами, подданными халифа, и отклоняя от себя всякое подозрение в желании воскресить домусульманские государственные традиции; шаханшахами называли себя только правившие в Багдаде и Западной Персии шииты Буиды. По мере своего движения на запад потомки Сельджука обратились из шаханшахов в «султанов ислама». Слово «султан» получило при них более определенное значение, чем оно имело прежде; так стали теперь называть только верховных, независимых государей; вассальным и удельным князьям были присвоены титулы мелик и шах. Мусульманский мир представляли себе как одно целое, во главе которого стоят халиф как глава религии и «султан ислама», которому халиф вручает всю светскую власть. Замечательно, что в своих государственных устремлениях потомки Сельджука встретили меньше всего сочувствия со стороны своих соплеменников, пришедших в Иран раньше их. На требование признать власть потомков Сельджука эти огузы ответили резким отказом и были принуждены к повиновению только силой.
Вопрос об отношении представителей власти к тому народу, из которого они вышли, был в государстве потомков Сельджука еще более сложен, чем в государстве Караханидов. Караханиды называли себя только тюрками и домом Афрасиаба; ни одна из существовавших тюркских народностей не имела в их государстве преобладания, и ни один источник не говорил, из какой народности вышла сама династия. Потомки Сельджука сделались сначала шаханшахами, потом «султанами ислама»; для них тоже, как для Караханидов, была сочинена и принята ими легенда о происхождении их от Афрасиаба; и все-таки они признавали себя не только огузами, или туркменами, но и выходцами из рода кынык (такое произношение указано у Махмуда Кашгарского), одного из 24 (по Махмуду Кашгарскому из 22) огузских родов. Одни и те же названия родов приводятся у Махмуда Кашгарского и в монгольскую эпоху у Рашид ад-дина с той разницей, что у Махмуда эти названия приводятся в более древней форме: род, из которого впоследствии вышла Османская династия, называется «кайыг», а не «кайы», название рода «языр» пишется «язгыр» После Махмуда Кашгарского, как основательно разъяснено и в тюркской науке, должно отпасть мнение Марквардта, сблизившего название рода кайы с названием народа, жившего, по Бируни и некоторым другим источникам, на отдаленном востоке и носившего имя «кай»; на основании этого Марквардтом была создана теория о монгольском происхождении османцев. У Махмуда Кашгарского среди не чисто тюркских народов упоминается народ кай, и это название, конечно, не имеет ничего общего с названием рода кайыг.
Среди огузов в то время уже не было преданий о господстве их народа в прежние времена в Монголии. Родиной Тюрка, мифического предка тюрок, считалась местность около Иссык-Куля, и дальше к востоку предания огузов не простирались. С берегов Сырдарьи огузами были принесены на запад предания о народном патриархе и певце Коркуде, выразителе и хранителе народной мудрости. Могилу Коркуда до сих пор показывают на Сырдарье; в то же время предания о нем сохранились у туркмен; в X веке имя Коркуд встречается у печенегов. Все это заставляет полагать, что предания о Коркуде были унаследованы принявшими ислам огузами от домусульманских времен и принесены ими на запад.
По уровню культуры огузы стояли ниже тюрок государства Караханидов, но зато более сохраняли национальные тюркские черты быта. До нас дошло на сирийском языке сочинение автора XIII века Абу-ль-Фараджа[85] — описание свадьбы султана Тогрул-бека (старшего из внуков Сельджука) с дочерью халифа; при этом описывается танец тюрок, которые во время этого танца «садились и вставали»; по-видимому, речь идет об известной в России «пляске вприсядку», заимствованной, по всей вероятности, у тюрок.