Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот таким образом, с такими подробностями случилось, что в том же 1927 году Корнилов уже работал в Крайплане.
На ответственном посту, в должности, которую он очень не скоро научился произносить: зампред КИС (Комиссия по изучению природных ресурсов Сибири).
КИС была правой рукой Крайплана. Решался ли вопрос о строительстве железнодорожной магистрали, о развитии угольной промышленности, сельского или лесного хозяйства, Крайплан, разумеется, не мог обойтись без разработок КИС – без картины природных ресурсов региона и края в целом.
Да, да, Крайплану как для отдельных, конкретных его решений, так и для определения генеральной линии экономического развития Сибири повседневно необходимы были сведения о запасах полезных ископаемых, о растительных ресурсах, об энергетических возможностях протекающих по территории края рек и возможностях их транспортного освоения, о колонизационных земельных фондах, которые можно и должно было использовать в целях допереселения трудового крестьянства из Европейской России.
Одним словом, КИС – это очень серьезно! В КИС трудились серьезные специалисты: геологи, инженеры разных направлений – горной, тяжелой и лесной промышленности, железнодорожного и водного транспорта, агрономы и один охотовед.
Все они были, как это ни прискорбно, воспитанниками старой школы, так что на этом фоне «бывший» Корнилов Петр Николаевич не таким уж «бывшим» и выглядел.
А председателем КИС был товарищ Вегменский Ю. Г.
Где же, где...
Зеленым сегодня был день...
Александр Македонский любил...
Желтый песок...
Ломоносов...
Заскрипела дверь...
Иван-да-Марья...
Крестоцветные...
Двадцать первый век...
Язва желудка...
Долина Меррея...
Элиминирование...
А... А?.. А!..
И что же из всего этого следовало?
И следовало ли что-нибудь? Значило что-то? Или ничего?
Любой звук, любое слово, любой предмет или понятие могли стать для Корнилова началом одной и той же мысли – опять-таки о конце света...
С чего угодно он мог начать, с любого слова и звука, но именно к той же мысли запросто приходил. К единственной. Ничего другого, столь же единственного в мире, для него действительно не было, да и не могло почему-то быть.
Вот так, достаточно нескольких разрозненных слов, и картина воссоздается вполне законченная: ночь... темь... река... мост... люди... телеги... коровы... лед... винтовки... багры...
Корнилов задавал себе вопрос: может, он того! Свихнулся!
Нет, ничего подобного!
Был у него когда-то знакомый, даже компаньон, буровой мастер Иван Ипполитович, тот сам себе бросил в скважину камень, потом неделю с утра до ночи его вытаскивал, не вытащил и сошел с ума; был тот же мастер автором огромной «Книги ужасов», эту книгу он поручил хранить Корнилову, Корнилов же закопал ее в землю в городе Ауле и до сих пор не знает, что это было – сохранность или потеря? Так вот, может быть, и этот совслужащий, зампред КИС при Крайплане, пошел по стопам Ивана Ипполитовича?
Но, подумаешь, «Книга ужасов»? Пустяки-то какие! Стоило сходить с ума, паниковать? Стоило соображать, делать открытия в том смысле, что каждый человек – создатель своего собственного, хотя бы и небольшого ада?
Нет, он, Корнилов, пошел гораздо дальше, не об ужасах говорит, которым и конец-то не предвидится, – конце света! И что? И ничего. Ничего, кроме здравого смысла!
И нет, не может быть потребности и необходимости ехать в город Аул, откапывать во дворе дома № 137 по улице Локтевской, угол с Зайчанской площадью, драгоценный дар Ивана Ипполитовича человечеству.
Потомственный интеллигент, Корнилов обладал мужицким здоровьем и организмом, который выручал его всякий раз, когда требовалось. А требовалось не перечесть сколько раз!
Так оно и есть, Иван Ипполитович с его книжечкой – это пустячок, Корнилов и не такие виды видывал за свою-то жизнь, и не такие мысли, случалось, приходили ему в голову... Опять-таки организм выручал, когда ничто другое выручить уже не могло.
А все-таки?
Мысль, если она сама себя уважает, если жизнь, из которой она появилась, она уважает, разве позволит себе сподличать и заявить: «Никакого конца нет и не может быть!» Нет и нет, передовой человек, обладатель передовой мысли, раньше других должен погибнуть и раньше других свою гибель понять, на то он и передовой. За то, что ты передовой, нужно ведь чем-то расплачиваться перед всеми остальными, непередовыми? Какой-нибудь бывшестью, сперва пустяковой и незаметной, а потом окончательной?!
Бывший натурфилософ, Корнилов больше всего на свете ценил, искренне любил и почитал естественность и природность, но они-то и не дались ему в жизни-то и оказались делом самым трудным, сложным и практически неисполнимым хотя бы потому, что собственная мысль неизменно не только нарушала, но и разрушала границы его естественности. И вовремя свою мысль приструнить никак не удавалось, он спохватывался лишь тогда, когда слишком многое уже было мыслью нарушено, разрушено, иной раз без следа уничтожено.
Тем точнее и неопровержимее становилась мысль о конце света. Ну что, в самом деле, может быть естественнее, проще и логичнее? Нет, нет, это не соблазн мысли, через который Корнилов проходил не раз, это сама мысль. И очень здоровый оптимизм, самый здоровый для нашего времени!
Вот Корнилов и думал:
Вот-вот...
План...
Сферический...
Южно-Сибирская...
Фанатизм...
Переправа...
Первобытно-общинный...
Дательный, винительный, творительный, предложный.
Гиперкомплексный...
Век живи, век учись...
Вильям Шекспир...
О... О?.. О!..
А Нина Всеволодовна, казалось Корнилову, была женщиной не из мечты. Не из фантазии, не из желания, как это обычно бывает, она пришла из воспоминаний, в ней было что-то от каждой из тех женщин, которых Корнилов знал когда-нибудь...
От милой бестужевки Милочки она усвоила веру в свое предназначение. Та предназначала себе быть учительницей на севере Якутии, эта – женой Лазарева, выдающегося человека.
От Евгении Владимировны Ковалевской, милосердной и святой женщины, хотя и на свой лад, но все равно она усвоила некую святость.
От Леночки Феодосьевой у Нины Всеволодовны было бескорыстие, и какую-то часть Афродиты, которая в Леночке всегда существовала, она тоже прихватила.
Даже от Елизаветы Митрохиной, странной огромной деревенской девахи, несостоявшейся певицы мирового класса, она усвоила ее первозданность и немного дикости.
Больше того, когда-то давно, в двадцать первом, помнится, году, зимней студеной ночью, лунной и морозной, Корнилов шел по заснеженным улицам города Аула с полковником по фамилии Махов, было тихо, звучала неслышная музыка, полковник Махов под эту музыку замышлял самоубийство, но не просто так – захотел сначала убить двух-трех красноармейцев, чоновцев, которые