Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По крутому склону холма, сквозь живую изгородь тургаудов, поднимаются хан Батый, старшая жена хана, царевичи, в полном сборе юртужи[18], темники[19]. Выпала доля принять участие в великом курултае некоторым тысячникам, сотникам, десятникам и простому воину Ахмылу. Ахмыл помнит еще походы Чингиза. Это ему тогда в битве с урусами удалось одолеть отчаянного козельского князя. За это повелитель даровал ему свой личный золотой кинжал. Ахмыл гордится им. Многие предлагали ему дорогую цену за подарок, но нет дороже цены, чем доверие человека.
Просторный ханский шатер освещался серебряными светильниками, полными жидкого сала. Они слегка коптили, придавая воздуху особенный привкус.
Батый сразу прошел в эндерун[20]. Остальные расселись по своим местам. В шатре воцарилась тишина. Через некоторое время вошел Батый. Все поднялись, приветствуя его глубоким поклоном. Хан с тревогой глянул на пустующее золотое кресло, на царевичей, расположившихся рядом на круглых сафьяновых подушках. Хотел было что-то спросить, но тут в шатер вошел человек. Был он толст и довольно стар. Переваливался на кривых ногах неторопливой походкой человека, знающего себе цену. Это был великий полководец Великого потрясателя вселенной, знаменитый непобедимый Субудай-багатур. Склонив перед ханом большую белую голову, он бухнулся в кресло, которое жалобно пискнуло.
Хан поднял руку. Ярким блеском вспыхнул крупный алмаз.
— Дойти до края Вселенной — воля Великого правителя. Решение всевышнего вам известно. Каково ваше желание?
Приглашенные заговорили не сразу. Они сидели, погруженные в свои думы. Многие бывалые мужи могли вспомнить, что всевышний порой менял свою волю. Некоторых, особенно царевичей, мысль о предстоящих походах приводила в содрогание. Не изгладился из памяти прошедший месяц, когда без сна и еды с утра до ночи была одна бешеная скачка, нарушаемая только проверками готовности воинов. Зачем уходить отсюда? Тучные поля сытно кормят скот. Много дикого зверя. Чего не хватает Батыю? Но разве скажешь! Нукеры хана знают свое дело. Эх, неплохо бы пропустить арзы[21]. Хан так помешался на своем походе, что забыл про дастархан… Неужели опять сутками не слезать с коней даже в дождь, в стужу? Разве не пугает незнакомое племя урусов? Их города обнесены высокими крепкими стенами, они хорошие воины…
Молчание нарушил Менгу:
— Ослепительный, мы все были свидетелями, как главный шаман узнал веление всевышнего. Дух священного правителя повелевает идти на урусов. Мое мнение — идти.
— Но у урусов большие города. Их стены неприступны, — возражает толстый неповоротливый Хайдар. — Говорят, они отчаянные воины, а край их бесконечен.
— Мы знаем урусов, — не сдается Менгу. — Священный Правитель бил их несколько лет назад.
Вскочил Бури — один из самых молодых царевичей. Стройный, в глазах боевой блеск. Он заговорил быстро, словно боясь, что ему не дадут высказаться до конца:
— Надо идти, идти вперед. Что нам урусы! Нет воинов сильнее монголов. Все походы Священного правителя говорят об этом!
— Думаю, — вступает в разговор Кадан, — что нам пока урусов воевать рано. Давайте закрепимся. Лучше подготовим воинов. Я слышал, что урусские тайджи[22]живут друг с другом плохо. Их ослабляет внутренняя вражда. Пусть они дерутся между собой. Мы будем слабому помогать одолеть сильного, потом обоих подчиним себе. Так все государство урусов станет нашим. Мы будем привлекать на сторону таких тайджи, как Глеб. Возьмем урусов их руками!
— Правильно, правильно! — послышались голоса.
Хан насторожился. Он и раньше знал, что не все царевичи поддерживают его стремление. Одни из зависти, другие из гордости. Храбрый Кюлькан стремился к новым землям, большому богатству. Но как мог он, сын Священного потрясателя вселенной, повиноваться и создавать славу Батыю, всего лишь внуку его великого отца!
Глаза Батыя вспыхнули яростным огнем, но он подавил в себе приступ. Повелитель знал, что в таких делах гнев — плохой советчик. На его лице расплылась улыбка, которая обескуражила, но не обезоружила выступавших. Опасность оставалась, опять воцарилась тишина. И чем дольше затягивалось молчание, тем сильнее чувствовал Батый, что над осуществлением его долгожданной мечты нависла угроза.
Батый поглядел на ханшу, ища у нее поддержки. Эта умная женщина много раз помогала ему в трудную минуту. Но она сидела, понурив голову. Ей надоели разлуки, слезы близких. Хан почувствовал, что так блестяще начатая затея рушится.
Тогда Батый перевел взгляд на свою последнюю надежду, Субудай-багатура. Полководец всегда был верен ему и даже больше — это он зажег в юном сердце хана неукротимый огонь жажды славы, жажды повторения подвига великого предка.
Субудай-багатур сидел молча, он как будто не видел и не слышал происходящего. Его единственный глаз вперился в колеблющийся огонек светильника, словно в нем полководец хотел прочитать нечто важное. Из-за большого нагара фитиль стал сильно дымить. Тогда старик, кряхтя, поднялся и подошел к светильнику. Громко плюнул на пальцы и снял нагар. Также неторопливо вернулся на место. Тяжелым взглядом обвел присутствующих. Единственный глаз пронзал насквозь, и многие не выдерживали, опускали головы. Субудай снова уставился на весело играющий огонек и заговорил:
— Чтобы ярче гореть, надо убрать лишнее. Кто трусит, пусть остается. Если останетесь все, пойду один. Такова воля наших богов, такова воля Великого потрясателя вселенной. Я ему поклялся, я выполню эту клятву. Эту клятву выполнит и ваш джихангир[23]. Я склоняю перед ним голову. Веди нас! Воины с тобой! Уррагх!!!
Вскочил и подбежал к хану Ахмыл. Глаза горят.
— Веди, хан!
Повскакивали и другие:
— Веди, хан!!
Лицо Батыя осветилось счастьем. Приговор урусам был вынесен. Решил, как только установятся дороги, идти воевать Русь. Ко всем, кто высказался против похода, были прикреплены верные темники, которым тайно наказали не спускать с царевичей глаз. За малейшую попытку выдать тайну их ждала смерть.
Князь Всеволод, неслышно ступая, ходил из угла в угол и диктовал тиуну:
— «Всемилостивейшая княгиня, дорогая сестра! Прозябаю я здесь совсем одиноким и несчастным человеком. Зачем тут живу, не ведаю. Надеяться на то, о чем мы говорили, не приходится».