В процессе продуктивного мышления человек бывает мотивирован своим интересом к предмету, он находится под его воздействием и реагирует на него; он проявляет заботу и ответственность. Однако продуктивное мышление также характеризуется объективностью, уважением человека к объекту, способностью видеть предмет таким, каков он есть, а не каким его хотелось бы видеть. Эта полярность между объективностью и субъективностью типична для продуктивного мышления, как и для продуктивности вообще.

Быть объективным возможно, только если мы уважаем те вещи, которые наблюдаем; другими словами, если мы способны видеть их в их уникальности и в их взаимосвязях. Такое уважение по сути не отличается от того уважения, которое мы рассматривали, говоря о любви; в той мере, в какой я хочу понять нечто, я должен уметь видеть это нечто таким, каково оно есть по своей природе; хотя сказанное верно применительно к любым объектам мышления, при изучении человеческой природы это создает особую проблему.

При продуктивном мышлении, касающемся живых и неживых объектов, должен присутствовать другой аспект объективности: феномен должен рассматриваться в своей целостности. Если наблюдатель изолирует одно свойство объекта, не видя целого, он не сможет должным образом понять даже ту характеристику, которую изучает. Этот момент подчеркивался как самый важный элемент продуктивного мышления М. Вертгеймером в его «Продуктивном мышлении». Он писал: «Продуктивные процессы часто имеют следующую природу: исследования начинаются с желания достичь подлинного понимания, найти более глубокие ответы на старые вопросы. Определенная область в поле исследования становится критической, помещается в фокус; но при этом она не становится изолированной. Возникает новое, более глубокое структурное видение ситуации, предполагающее изменение функционального значения элементов, их новую группировку и т. д. Исходя из того, что требует ситуация в отношении критической области, мы приходим к разумному предсказанию, которое – подобно другим частям структуры – нуждается в прямой или косвенной верификации.

Мышление действует в двух направлениях: приходит к цельной согласованной картине и устанавливает, каким требованиям должны удовлетворять части общей картины»[60].

Объективность требует не только видения объекта таким, каков он есть, но также видения себя, т. е. осознания того особого созвездия, в котором оказывается наблюдатель, связанный с объектом наблюдения. Продуктивное мышление, таким образом, определяется природой объекта и природой субъекта, который связывает себя с объектом в процессе мышления. Такая двойная детерминация и есть объективность в отличие от ложной объективности, при которой мышление не контролируется объектом и тем самым вырождается в предвзятое мнение, принятие желаемого за действительное, фантазию. Однако объективность не является, как это часто полагают в связи с ложной идеей «научной» объективности, синонимом отстраненности, отсутствия интереса и заботы. Как можно проникнуть за обманчивую поверхность вещей и добраться до причин и взаимоотношений, если не иметь интереса, который жизненно важен и достаточно побудителен для столь трудоемкой задачи? Как можно сформулировать цели исследования безотносительно к интересам человека? Объективность не означает отстраненности, она означает уважение, т. е. способность не искажать и не фальсифицировать вещи, людей и себя. Однако разве субъективность наблюдателя, его интересы не приводят к искажению мышления ради получения желаемых результатов? Разве отсутствие личного интереса не есть условие научного исследования? Идея о том, что отсутствие интереса есть условие постижения истины, ошибочна[61]. Едва ли какое-либо значительное открытие или прозрение не вдохновлялось интересом его автора. На самом деле без интереса мышление делается бесплодным и бесцельным. Значение имеет не то, наличествует ли интерес, а каков характер интереса и какова его связь с истиной. Всякое продуктивное мышление стимулируется интересом исследователя. Не интерес как таковой искажает идеи, а только тот интерес, который несовместим с истиной, с раскрытием природы наблюдаемого объекта.

Утверждение о том, что продуктивность есть внутренняя человеческая способность, противоречит идее, согласно которой человек ленив от природы и его приходится принуждать к активности. Это старое предположение. Когда Моисей попросил фараона отпустить евреев, чтобы они могли «служить в пустыне Господу», ответ был: «Вы праздны, всего лишь праздны». Для фараона труд рабов означал создание вещей, а поклонение Господу – праздность. Та же идея используется теми, кто хочет извлекать доход из активности других и не видит пользы в продуктивности, которую нельзя эксплуатировать.

Наша собственная культура, кажется, дает свидетельство прямо противоположного. В последние несколько столетий западный человек был одержим идеей работы, необходимостью постоянной активности. Он почти не способен бездельничать сколь бы то ни было длительное время. Это противоречие, впрочем, только кажущееся. Лень и принудительная деятельность не противоположности, а два симптома нарушения должного функционирования человека. У страдающего неврозом часто наблюдается неспособность работать как основной симптом его заболевания; у так называемой приспособленной личности – неспособность наслаждаться досугом и отдыхом. Принудительная деятельность есть не противоположность лени, а ее дополнение, и обе они – противоположность продуктивности.

Нарушение продуктивной деятельности приводит или к бездействию, или к чрезмерной активности. Голод и принуждение никогда не могут служить условием продуктивной деятельности. Напротив, свобода, экономическая обеспеченность и такая организация общества, при которой труд может быть осмысленным выражением способностей человека, являются факторами, способствующими выражению естественного стремления человека продуктивно использовать свои силы. Продуктивная деятельность характеризуется ритмичной сменой труда и отдыха. Продуктивная работа, любовь, мышление возможны только тогда, когда человек может, если нужно, хранить покой и оставаться наедине с самим собой. Способность прислушиваться к себе есть предпосылка способности слушать других; быть в мире с самим собой – необходимое условие связи с другими людьми.

(4) Ориентации в процессе социализации

Как отмечено в начале этой главы, жизненный процесс предполагает два вида отношения к внешнему миру: ассимиляцию и социализацию. Если первая подробно рассмотрена в этой главе[62], то последняя детально описана в «Бегстве от свободы»; поэтому здесь будут приведены лишь краткие выводы.

Мы можем провести различие между следующими видами межличностных отношений: симбиотические, отстраненно-разрушительные и любовные.

При симбиотических отношениях человек связан с другими, но теряет независимость или никогда ее не обретает; он избегает опасности одиночества, делаясь частью другого индивида – или «поглощаясь» им, или «поглощая» его. Клинически первый случай именуется мазохизмом: это попытка избавиться от собственного Я, бежать от свободы, найти безопасность, присоединившись к другому человеку. Такая зависимость приобретает разнообразные формы. Она может рационализироваться как жертва, долг или любовь, особенно когда культурные паттерны узаконивают подобный вид рационализации. Иногда мазохистские устремления смешиваются с сексуальными импульсами, доставляя удовольствие (мазохистское извращение), но часто вступают в такое противоречие со стремлением личности к независимости и свободе, что воспринимаются как болезненные и мучительные.

Стремление к «поглощению» других есть садистская,