В «Ангаре» новый шеф вместо Яна, Ганс. Отношения, слава богу, тоже в порядке, однако чувствую себя гораздо менее уверенно, чем с Яном. С ним я всегда знал, что спина моя прикрыта. С новым шефом все наоборот. В мою работу он не вмешивается, но я уверен: если не дай бог что, вся ответственность полностью ляжет на мои плечи. Он меня прикрывать не станет. А Ян бы прикрыл, даже в ущерб танцхаусу.

В танцхаусе продолжается мышиная борьба за власть. Тут тоже надо учитывать немецкий менталитет: старый, долго проработавший сотрудник имеет зачастую не меньшее влияние на коллектив, чем непосредственный начальник. А Ганс — ляйтер танцхауса, но новичок. С ним держатся уважительно, однако глава отдела обслуживания, тридцатипятилетний толстяк Курт, здесь с самого основания танцхауса, и после ухода Яна начал делать что хочет, забив на всех. Попытался даже залезть на мою делянку, учить моих парней, правда, тут же получил отпор и отступил. Передел сфер влияния, тем не менее, стал набирать обороты. Сначала Курт поругался с моим охранником. Я, в свою очередь, сорвался на его подчиненных. Были переговоры, и теперь он — единственный, кого выпустят мои ребята из танцхауса в рабочее время, а я — единственный из коллектива администрации, кто имеет право во время рабочего дня заходить в любой из баров танцхауса и бесконтрольно наливать себе что вздумается. В частности, и потому, что все знают: ничего, кроме чашки кофе или какао, на службе я себе не налью. Обменялись то есть индульгенциями.

Правда, нервы у меня все так же напряжены. По городу ходят малоприятные слухи, турки острят: «Как, ты еще жив? Да ладно, ничего, может, еще обойдется».

В пятницу я сделал две непростительные последовательные глупости. В конце рабочего дня наша официантка Моника, закончив смену и расцеловавшись со всеми на прощание, внезапно вбежала обратно в танцхаус с криком, что у лестницы ее поджидают два турка. Вроде как пытались затолкать в машину, угрожая ножом. Я оставил Анри на выходе, быстро натянул свою косуху (от порезов она точно защитит) и спустился с девчонкой по лестнице. Турок у лестницы не наблюдалось. Моника лепетала, что боится идти домой, и попросила проводить, тем более что живет рядом. Я был в несколько измененном состоянии сознания и не задумываясь согласился. Когда мы через десять минут дошли до ее дома, она, заглянув в глаза, сказала: «Ну вот! Теперь ты знаешь, где я живу!» — и попыталась меня обнять. Я немного постоял с ней в темноте, слегка придерживая за плечи, чтобы не обидеть. Скомканно распрощался и вернулся на рабочее место. И только там понял, какой я осел.

В подобных случаях я ни в коем случае не должен вмешиваться. Во–первых, из соображений здравого смысла. Надо было не супермена из себя корчить (при том что я им не являюсь и с ходу вступать в схватку с двумя вооруженными неизвестными было бы, мягко говоря, несколько самоуверенно), а оставить Монику в танцхаусе и позвонить в полицию, как принято в цивилизованной стране. Это к тому же и надежнее. Сработал советский стереотип: родной милиции не верю, а девушка просит помощи. В результате вполне могло сложиться так, что мне немного глубже, чем следовало, прокололи бы ножом любимую косуху, а девчонку увезли. И кому нужен такой героизм? Но в тот момент мне это в голову не пришло. А все потому, что у меня депрессия и мозги соображают с запаздыванием.

Во–вторых, по причине служебного долга. Провожать до дома в рабочее время даже нашу сотрудницу я не имел никакого права.

А в–третьих, когда, вернувшись, я рассказал о турках и ножах Анри, кассирша Ники стала ржать, как конь: оказывается, Моника давно положила на меня глаз и вроде даже поспорила на меня с другой официанткой. Анри стал ржать, как второй конь.

Так что понятно, о чем они подумали.

Новый шеф тоже, похоже, не поверил в историю с турками. Уж очень по–мужски солидарно щурились его глаза. Но мне он ничего не сказал, дескать, пусть уж.

Все это, мягко говоря, мне не нужно. Не для того я столько времени и сил отдал работе, чтобы подпортить репутацию из‑за таких глупостей.

Вот так и живем.

Снова в Симферополь хочу.

К маме.

* * *

Предстоят сплошные рабочие смены. Еще пять подряд, и все в ночь, естественно.

Вчера долго обсуждали с Гансом резко повысившуюся опасность дежурств. Крупнейшая дискотека «Фанпарк», куда я перенаправил весь сброд, ввела жесткий контроль на входе, такой же, как у нас. Там тоже надоели постоянные драки и напряги. В итоге у наших дверей снова стали появляться известные мне зловредные рожи (которые в свое время я лично послал по понятному адресу). Иногда начинаю встречать их даже внутри — это только я, как дурак, фанатею на работе, а те же Анри и Йозеф жить хотят, и желательно без напрягов, чтобы стоять только в рабочее время, щекотать девчонкам животы и лясы точить. Выбора же у меня пока нет, пойди найди путёвых тюрштееров, да еще со всеми документами, да еще и за такие деньги… Эти хоть перепивших бюргеров за шкирки вытащат и у школьников паспорта спросят.

Однако от этого не легче. Уже месяц как в танцхаусе держится повышенное напряжение. Количество гостей, сочетающих средиземноморский менталитет с примитивным мусульманством, стремительно растет, уровень жизни в Германии падает, и весна приближается. Турки, албанцы и итальянцы, сбившись в косяки, начинают пощелкивать зубами друг на друга и на секьюрити в том числе. Близится большая свара. «К нам идут рыжие псы, мы принимаем бой!» — дрожащим голосом сказал волчонок и, запутавшись в собственных ногах, свалился на бок. Таково олицетворение охранных германских фирм последнего времени. А что прикажете делать? Танцхаусы экономят на всем, в том числе на охране. На сменах по два охранника, защитных курток не дождешься, а после введения идиотской формы — белая рубашка, черные брючки и галстучек — мне пришлось купить для секьюрити за свои деньги особые галстуки, соскакивающие с шеи при захвате, чтобы парней не передушили.

Ну что ж, в конце концов, у меня в бригаде есть несколько человек, на которых я могу положиться. Напряг лучше предотвратить до того, как в танцхаусе разгорится третья мировая война. Вот я и поднял вчера эту тему. Проговорили полночи. Есть только два пути: либо мы снова вводим драконовские правила и просто тормозим в дверях по нацпризнаку, либо реанимируем систему штамгаст–карт и всех турецко–албанских гопников, даже знакомых, заворачиваем до их получения, а это событие я буду отодвигать максимально долго, пока они не найдут другую дискотеку, чтобы втихаря торговать гашишем и задирать окружающих.

Оба варианта имеют свои положительные, проверенные на практике стороны. Есть и отрицательные, главная из которых надумана и меня лично бесит. Она болезненна для каждого честного немца и называется «расизм» и «дискриминация». Зацепив эти понятия, из современных немцев можно вить веревки. Самое обидное, что особенно они сильны в головах у наиболее цивилизованной и интеллигентной части немецкого общества. Именно поэтому толпы гопников и паразитов всего евросоюзного мира шпыняют толерантных немцев в хвост и гриву, и дальше будет только хуже. Хочешь избавиться от инфантильного либерализма и понять, что толерантность бывает преступна, а люди — не всегда братья? Поработай месяцок охранником на немецкой дискотеке.