никуда не уеду, как и обещал.

Рука Горского обхватывает мою талию. Грудью он жмется к моим лопаткам. Целует макушку и слезы, как по щелчку пальцев, начинают бежать по моим.

Муж наконец-то выбрал меня. Меня, а не их.

Глава 22

Каролина.

За сегодняшнюю съёмку меня перевоплощают уже в четвертый раз. Меняют не только обувь и одежду, но и в целом мой внешний вид. Покрывают волосы черной пудрой, делая из меня жгучую брюнетку. На губы наносят помаду цвета спелой сливы, на глазах рисуют широкие, оранжевые стрелки.

Макияж довольно странный, в некотором роже даже авангардный, особенно если учесть, что на мне надет кислотно-зеленый купальник и белые сапоги на трапециевидном каблуке. К счастью, в этом меня не на свадьбу к подруге отправляют, а всего лишь фотографируют для будущего разворота в модном глянце.

Сижу в кресле визажиста и мелкими глотками цежу крепчайший кофе. Подъем в четыре утра и перелет в Прагу сказался на силах организма уже к обеду. Спать хочется адски. Не могу никак справиться с зевотой, которая одолевает мой рот буквально каждую минуту. Хоть засекай время, и часы сверяй.

Веки тяжелеют и норовят закрыться в самый ответственный момент: стоит только прислониться к стене или поудобнее примоститься на специально собранном диванчике в фотозоне.

Если бы не ассистент фотографа Марьян, который время от времени травит анекдоты для всей команды, я бы действительно уснула в самый разгар фотосессии. Чем окончательно разозлила бы главного фотографа.

Игнашевича и так сегодня явно в духе, лютует по поводу и без. Постоянно жалуется на мою медлительность, докапывается до каждой позы. То я не так выставила руку, то поджала пальцы на ногах, то слишком сильно повернулась плечом к объективу фотоаппарата.

Терплю этого маразматика лишь из-за того, что он уважаем многими людьми в модной индустрии. К его мнению прислушиваются, а значит открытая вражда с ним не принесет моей карьере никакой пользы.

Сцепив зубы и в очередной раз досчитав до десяти, я продолжаю выполнять свою работу, несмотря на слабость, которая присутствует в теле из-за раннего подъема.

Пока я, прикрыв глаза, сижу в кресле перед визажистом, телефон сигналит о новом входящем сообщении. Под недовольное сопение работницы студии я достаю из своей сумки телефон и проверяю входящие.

«Как ты? Все в порядке?»

Третье сообщение от Горского за пол дня. Просто рекорд последних месяцев. Я будто вновь окунулась в прошлое, где забота Назара ощутима даже за тысячу километров.

Этим утром муж даже не поленился встать вместе со мной в четыре утра. Лично отвез меня в аэропорт и проводил до стойки регистрации.

«Всё идёт в привычном ключе».

Черные точки вверху диалогового окна моментально оживают и начинают свой бег.

«Сразу звони мне, если он начнет быковать»

Уголок моего рта ползет вверх. Я-то позвоню, но что он может сделать, находясь на расстоянии полторы тысячи километров от студии?

«Хорошо, папочка».

В конце сообщения по привычке добавляю желтую мордочку, которая шлет воздушный поцелуй. И только нажав стрелочку «отправить» я понимаю, что больше не могу использовать такое обращение к собственному мужу. Шуточный подтекст для слова «папочка» в нашей переписке отныне кажется слишком вульгарным и неуместным.

Муж успевает прочитать сообщение раньше, чем я открываю меню редактирования текста. Жду его ответа, но он внезапно пропадает из сети.

Разнервничавшись, я кусаю свою нижнюю губу, за что тут же получаю выговор от визажиста. Девушке вновь придется трудиться над тем, чтобы мой рот приобрел стойкий темно-фиолетовый оттенок и не был похож на огромный синяк.

Когда Игнашевич после перерыва влетает в фотостудию, работа возобновляется с новой силой. Он требует, чтобы я выдавала по шестьдесят разных поз в минуту. Кричит, когда я повторяю положение тела. Рычит на ассистента, который старается мне помочь.

— Я хочу видеть дерзость в твоих глазах. Дай мне больше страсти. Где огонь, Каролина? — кричит он время от времени. — Что ты как бревно, Горская? За столько лет могла бы и пластичнее стать.

Кровь закипает в жилах от каждого слова этого напыщенного мужика. Сжимаю челюсти и через силу прогибаюсь в пояснице. Все делаю именно так, как хочет Игнашевич. Но фотограф все равно остается недовольным. Кривит нос и отворачивается.

Молча просматривает полученные снимки вместе со своим ассистентом. Минутой спустя без стеснения он говорит, что он на месте моего мужа тоже ушел бы от меня к любовнице.

— Разве такая угловатая и худая девка может возбуждать здорового мужчину? Ужасно, это просто ужасно. Не зря ее муж обзавелся любовницей. Кошмар, никуда не годится. Надо обязательно переснимать.

Слова фотографа эхом проносятся по углам помещения. Девочки, которые покрывали мои ноги и руки новым слоем масла, застывают на месте. Они с сожалением поглядывают на меня, но молчат. Как в прочем и вся остальная команда, работающая в данном проекте.

Температура моего внутреннего кипения достигает апогея, когда наши взгляды с фотографом пересекаются. Какими бы ни были мои отношения с супругом, но никто не имеет права обсуждать их в моем присутствии.

Пятидесятилетний мужчина не скрывает нахальной улыбки, глядя на мою растерянность. Отталкиваю от себя гримеров и громко выругавшись, я спускаюсь с подиума. Подхожу вплотную к Игнашевичу и требую извинений. Тот лишь смеется мне в лицо и требует вернуться в кадр.

— Или ты продолжаешь работать как велено, или тебя больше никогда не пригласят в Европу. Усекла?

И хотя голос фотографа сквозит ядом и ненавистью, его сальные взгляды на мою грудь говорят о совсем другом. Поведение почти пятидесятилетнего мужчины заставляет мою спину покрыться холодным потом.

Видимо, унижение — его излюбленный метод власти. Он откровенно кайфует от того, что принижает других. Пока Горский был рядом, эта сволочь сдерживалась. Теперь показывает свое естество на полную катушку.

Обвожу взглядом всю команду, которая с любопытством наблюдает за возникшей перепалкой. Никто из них даже не пытается возразить именитому работодателю, никто не собирается вставать на мою сторону.

— Съемка закончена. Ищи другую модель, которая будет заглядывать тебе в рот. — Показываю средний палец мужчине и ухожу собирать свои вещи.

Истеричные крики Игнашевича о штрафах, запрете работы и прочее пропускаю мимо ушей. Я лучше буду сниматься в Азии для каталогов одежды по пятнадцать часов в сутки, чем терпеть такого кретина.

Следом за мной бежит стилист и просит вернуть дизайнерский купальник. Мы вместе заходим в женский туалет, где я, закрывшись в кабинке, меняю зеленый купальник на трикотажное платье.

Слезы брызжут из глаз, размазывая черную тушь по щекам. Достаю из