От ярости потемнело в глазах. Понадобилась вся сила воли, чтобы воображаемое кровавое пятно на стене не заменило настоящее.

— Пойдем! — Не дожидаясь, пока ее светлости придет в голову очередная блажь (вдруг из желания позлить его наплюет на чувство собственного достоинства и продолжит раздевание), схватил строптивицу за руку и потащил прочь.

Подальше от де Грамона и похотливых взглядов, которыми придворные награждали его жену.

Ладонь Александрин была горячей и слегка дрожала в его руке. От пережитого волнения, а может, от страха. Потому что он находился рядом.

Она по-прежнему его боялась. Даже узнав правду, не сумела простить. И понять не пыталась. Предпочла воздвигнуть вокруг себя стену из обиды и отчуждения. То ли не любила по-настоящему, то ли опасалась новой боли, которую, думала, он может ей причинить.

Было приятно к ней прикасаться. Ощущать исходящее от нее тепло, едва уловимый запах кожи, такой нежной и мягкой на ощупь.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, когда она безраздельно принадлежала ему. Когда, разгоряченная, извивалась под ним и стонами удовольствия отвечала на каждую ласку.

— А почему бы вам просто со мной не развестись? И никаких больше хлопот.

Развестись? Александрин стояла, гордо задрав подбородок. Смотрела с вызовом, как будто вдруг перестала его бояться. Сама того не сознавая, своим поведением, одним своим видом дразнила и распаляла.

— Пусти!

Губы девушки были слегка приоткрыты, грудь, зажатая в тисках корсета, напряженно вздымалась. Моран почувствовал, как возбуждение прокатывается по телу, как оно тяжелеет, и все мысли вытесняет жажда обладания. Разорвать бы к демонам собачьим платье и овладеть ею прямо здесь, в пустынной галерее замка. Снова услышать, как Александрин, охваченная страстью, стонет и всхлипывает, покорно насаживаясь на него.

Поймав взгляд стража, потемневший от желания, девушка неосознанно провела языком по нижней губе, а потом прикусила ее и задержала дыхание, явно чего-то ожидая.

Уж точно не того, чтобы он отпустил ее. По крайней мере, не сегодня…

Если вино туманило разум, то поцелуи стража вызывали головокружение, настолько сильное, что можно было запросто лишиться чувств. Нетерпеливые, жадные, от них пылали губы и сладко ныл низ живота.

Наверное, по сценарию мне следовало протестовать и вырываться. Иначе зачем бы он удерживал мои запястья сведенными вместе над головой. Это одновременно и возбуждало, и раздражало безумно. Хотелось коснуться его, а не чувствовать себя беспомощной куклой. Ощутить под ладонями, пусть и через ткань рубашки, твердость литых мышц и тепло затемненной росписью татуировок кожи.

Затрещала ткань — это его светлость свободной рукой рванул за шнуровку корсажа. Вот ведь скверная привычка портить мне вещи… Одурманенная близостью мага, жарким дыханием, опалившим шею, за миг до того, как он начал покрывать ее поцелуями, невольно подалась навстречу. Моран провел языком от ключицы к подбородку, медленно, дразня, оставляя на коже влажную дорожку. И, пока я млела и наслаждалась этой лаской, незавидная участь прийти в негодность постигла корсет.

Платье, шурша, поползло вниз, обнажая грудь, едва прикрытую сорочкой. Холод камня, к которому меня прижимали, в контрасте с горячими прикосновениями будоражил, заставлял сердце учащенно биться.

Страж не спешил ослаблять хватку. Осыпал поцелуями плечи, шею, быстрыми, порывистыми, словно пил меня и никак не мог утолить жажду. Продолжая исследовать мое тело губами, сквозь тонкую ткань сорочки жадно покусывал напряженные соски, рождая внутри дрожь, смешанную с легкой болью. Под напором его языка я всхлипывала и стонала, выгибалась еще сильнее, стремясь прижаться к нему, почувствовать его возбуждение.

Близость мага выжигала все мысли. Я не задумывалась о том, что кто-то может стать свидетелем нашего безрассудства. Не думала ни о чем, кроме мужчины, которого, вопреки всему, по-прежнему безумно любила.

Его светлости пришлось меня отпустить — для борьбы с юбками требовались обе руки. А также ангельское терпение, коим де Шалон никогда не мог похвастаться. Маркиз тихо выругался, пытаясь задрать подол платья и при этом не запутаться в бесчисленных кружевах.

— Вы словно кочан капусты, — раздраженно попеняли мне.

— А вы знаете толк в комплиментах, — огрызнулась в ответ.

Повиснув на страже — ноги уже не держали — запуталась пальцами в мягких волосах. Было сложно справиться с искушением, и я коснулась губами теплой щеки. Еще и еще, вдыхая родной, такой любимый запах, и где-то глубоко внутри ругая себя за эту слабость.

Невозможный. Невыносимый. Мой.

Зажмурилась от яркого, острого ощущения, когда сильные пальцы, пройдясь от колена вверх по бедру, достигли самого сокровенного. Кусая губы, чтобы не застонать в голос, я наслаждалась ласками мужа, то дразняще медленными, то сводящими с ума, быстрыми.

— Так что ты там говорила насчет развода? — спросил, доводя до умопомрачения своим шепотом, своими поцелуями.

Что-то говорила… Вспомнить бы что. А еще я, кажется, собиралась его ненавидеть. И ненавидела.

Вроде бы…

Коварные королевские вина. И еще более коварный страж. Ах…

Удовольствие накатывало, усиливаясь с каждым мгновением. Казалось, мир вокруг исчез. Или, вернее, уменьшился до таких размеров, что теперь мог вместить только нас двоих.

Не осталось места ни для Серен, ни для ревности и обиды. Лишь одно желание — стать с ним единым целым, имело смысл.

Страж подхватил меня под бедра, крепко прижимая к стене. Прикрыла глаза, вслушиваясь в тяжелое рваное дыхание мужа, вбирая его в себя.

И вдруг сердце запнулось, пропустило удар. Видение из прошлого ненавистной кузины ослепило. Я как будто перенеслась во времени, в такую же летнюю ночь, напоенную ароматами леса, приторно-сладким запахом возбуждения. Оно казалось почти осязаемым, бурлило вокруг стража и его избранницы.

Серен.

Я чувствовала все, что испытывала тогда она, с готовностью отвечая на ласки еще, кажется, жениха.

— …Мы не должны, — томно говорит кузина, даже не пытаясь отстраниться. Скорее, просто чтобы дать понять: она девушка благовоспитанная.

— Ты сводишь меня с ума, — осыпая поцелуями изящную шейку, оттененную рыжими кудрями, шепчет страж.

— И только? — наигранно возмущается Серен.

— И только? — Я, как когда-то она, смотрю в глаза мага, потемневшие от желания. В них отражаются все его чувства. Не ко мне, к ней. — Я люблю тебя, слышишь? — порывисто восклицает он. — Люблю до безумия. Как никогда никого не любил! Настолько сильно, что готов выкрасть тебя и сделать своей женой уже сегодня! Сейчас.

Люблю… Наверняка это слово Серен слышала от него не раз. Я же… Нет, не припомню.

Видение померкло, растаяв в уголках моего сознания.