— На войне, — хмуро ответил тот.

— На войне? — издевательски переспросил граф. — Только вот за кого воюют? Не за турок ли?

— Пощадите! — К Ференцу подбежала немолодая женщина, рухнула в ноги. — Пощадите Петра! Больной он, падучая у него. Не может воевать…

— Твоя? — Граф кивнул на несчастную.

Мужчина угрюмо кивнул.

— Старовата, не пойдет. Дочки есть?

Петр молчал.

— Не скажешь? Не надо. Сами выйдут. — Надашди занес саблю над головой женщины.

Из толпы, едва держась на ногах от ужаса, вышла молодая девушка. Ни слова не говоря, встала перед графом.

— Хороша. Для моих гайдуков. Берите, ребята.

Хохочущие солдаты схватили подарок. В клочья порвали одежду, повалили на землю. Мать рванулась спасти, заслонить — ее небрежно отшвырнули, рубанули саблей по шее. Захлебываясь кровью, она поползла защитить дочь. Не доползла — рухнула в агонии. Из-под тела ее расплывалась большая лужа, подобралась к косам распятой на земле девушки, окрасила их красным.

Петр бросился на графа с кулаками, с ненавистью выкрикнул:

— Будь ты проклят! За что? Мы же не враги, мы тоже венгры!

— Венгры? — захохотал граф. — Пять лет туркам служили — и венгры? Нет, венгры бы сражались!

По его приказу солдаты согнали всех мужчин в один дом и заперли. Потом началось самое главное развлечение.

Долго раздавались над деревней крики женщин и детей. Земля стала скользкой от пролитой крови.

— Под турками были, теперь под моими ребятами побудьте, — смеялся Ференц. — А мужики ваши, трусы, пускай смотрят.

На рассвете тех, кто выжил после пирушки победителей, швырнули к запертым мужчинам. Граф собственноручно поднес факел к соломенной крыше, подпалил дом со всех четырех углов.

Когда стихли вопли, а воздух наполнился жирным, с запахом паленого мяса дымом, в селение влетел вестовой.

— Письмо для господина Надашди.

Ференц вскрыл конверт окровавленными руками, прочел, стиснул зубы. От веселья не осталось и следа. Черные глаза заблестели, по щеке скатилась слеза.

Он вышел, не оглядываясь. Приказал подать коня. Душа рыдала от боли. От тоски по той, которая дала жизнь, вырастила, любила беззаветно и ушла, не попрощавшись. От любви и благодарности к той, что всегда ждала с войны и сейчас сидела подле тела его матери.

— Матушка… Эржебета…

Кончилась потеха. Черному бею пора отправляться домой.

Владивосток, май 2012 года

Я обалдело смотрел на отца Константина, пытаясь осознать сказанное. Это ж надо было так ошибиться… Священник с невозмутимым лицом попивал капучино, ожидая, когда ко мне вернется дар речи.

Он вернулся, и минуты две я хрипло говорил, щедро пересыпая монолог матом, пока отец Константин не заметил:

— Завязывай сквернословить, чадо. Грех ведь…

— А упырей в городе оставлять — не грех? Или подождем, пока они еще человек десять сожрут?!

— Вот чтобы не сожрали, тебе, чадо, и поручается расследование, — парировал батюшка. — И поторопись, пока еще кто-нибудь не погиб.

Отличный ход. Снять ответственность с Церкви и возложить ее на единственного чистильщика. Я стиснул кулаки, успокоился и сказал:

— Чтобы больше не было убийств, надо уничтожить клан киан-ши. Полностью.

— Будь реалистом, чадо, не пори хрень, — кротко возразил отец Константин. — Ты как это себе представляешь? Монахи и лица священного сана, вооруженные серебряными стилетами и святой водой — ведомые тобой, конечно, — врываются в китайские рестораны и рынки, мочат упырей на глазах у изумленной публики? Так, что ли? А ментам… полиции что скажем? Простите, у нас тут небольшой холивар?

— Зачем? Можно как-то осторожнее…

— Да? А киан-ши, думаешь, тоже будут осторожность соблюдать? И никого из мирного населения не зацепят? Ты представляешь себе, сколько упырей вообще во Владике?

— По моей статистике, штук двести. При условии хорошей подготовки, и если дадите мне людей…

— Думать забудь. Да у них нелегалов раз в десять больше твоей статистики. Это ж китайцы, они как тараканы! Один закрепился — через год всю семью притащит! Даром что упыри… В общем, — отец Константин решительно хлопнул ладонью по столу, — у Церкви пока нет таких сил, чтобы с ними справиться. Мы не готовы, пойми.

— По вашей же логике, через пару лет они так расплодятся, что станут непобедимыми.

Священник пожал плечами:

— Не думаю. Чжан — мужик умный, зачем ему делиться кормовыми территориями? Не допустит перенаселения.

От выражений «перенаселение» и «кормовые территории», произнесенных спокойным тоном, у меня едва опять крышу не снесло. Биолог, твою мать…

— Ну чего тебе неймется, чадо? — увещевал отец Константин. — Живут они тихо-мирно, народ не трогают, питаются донорской кровью, охотиться на китайскую границу ездят. Опять же, государству польза — отлавливают шпионов и контрабандистов. А рестораны у них какие шикарные? Цены демократичные, порции большие…

В общем, я уяснил главное: войны не будет, Церковь не считает, что имело место нарушение мирного договора. Мастер Чжан умудрился найти аргументы для убеждения священников. Придется смириться, клятву никто не отменял.

— Гораздо важнее найти того, кто превращает киан-ши в зверей, — продолжал батюшка. — Незнакомый враг опаснее знакомого. А придет время, и с упырями разберемся, дай срок. У нас ведь еще даже подразделение чистильщиков официально не создано.

Я машинально кивал, прикидывая в уме, с чего начинать расследование.

— С баблом проблем не будет, — заключил отец Константин, — тебе на карточку уже кинули сто тысяч на текущие расходы. Долларов, конечно. По исполнении задания оплата отдельно. Ты только скажи, чадо, чего тебе еще нужно. Святая вода есть? Если закончилась, подгоним сегодня с десяток бутылей — не вопрос. Или больше требуется?

Пассаж про деньги многое объяснял. Становилось понятно, почему наверху так быстро решили вопрос в пользу киан-ши. Клан-то богатый, мастер Чжан проявил щедрость. Впрочем, это меня даже не возмутило. Привык еще во время работы в Ордене. Чиновники везде чиновники.

Но на этом сюрпризы не кончились. Увидев, что я успокоился, отец Константин выложил последнюю информацию. Убойную, надо сказать:

— Работать будешь с напарником, чадо. Киан-ши посылают на расследование своего представителя.

Я собрался было ответить очередной порцией матюков, но передумал: какой смысл? Все давно решено, и мне придется как-то выполнять задание. Я ведь наемный чистильщик, меня именно для этого обучали. Беда лишь в том, что привили незамутненную ненависть к упырям, и всякое соглашательство с ними я воспринимаю как подлость.