Следующие три минуты Аид терпеливо выслушивал, каким он был психопатом и эгоцентристом. Клепсидра его терпения, снова наполнившаяся водой, теряла эту влагу с ужасающей скоростью.

—…а Кора должна страдать, потому, что ты печёшься только о своем троне!..

— У меня его уже нет, — дипломатично напомнил экс-Владыка, вновь судорожно стискивая пальцы, чтобы не стукнуть чем-нибудь истеричную сестру.

— ….я не могу допустить, чтобы моя дочь стала жертвой твоего властолюбия!..

Напоминать, что вообще-то он пришел сюда как раз просить помощи для Персефоны, было, кажется, совершенно бесполезно.

— В Тартар, — тихо сказал он.

—Ты ещё смеешь мне угрожать?!

— Я не угрожаю тебе. Просто не люблю, когда на меня орут, — сказал он сквозь зубы.

— Я — ору?! Да я не ору!!..

Клепсидра дрогнула и разбилась, выпуская на волю что-то тёмное, страшное, сумрачное.

Которое называлось «да сколько это можно терпеть».

В руке Аида таинственным образом оказалась рукоять двузубца, который он не видел уже тысячу лет.

Который, кажется, он оставил в Подземном мире вместе с царством, властью и прошлой жизнью.

С чего бы двузубец вдруг оказался тут? Почему сам прыгнул в пальцы, стоило только вспомнить?

Аид не хотел об этом думать.

Нет-нет, не сейчас.

«В Тартар», — решил он, поглаживая вилы. — «К титанам».

Он так и не понял, сказал ли это вслух, или Деметра ухитрилась прочитать по лицу.

— Да как ты смеешь?! — завизжала она, но Аид её больше не слушал.

Он ударил двузубцем под ноги, и земная твердь вдруг провалилась, обнажая бездонную пропасть.

В Тартар так в Тартар.

***

Деметра, мокрая и удивительно спокойная после вынужденного купания в водах Коцита, в который они с Аидом свалились прямо с поверхности, стояла на четвереньках и задумчиво нюхала асфодель.

Аид и лежащий рядом с ним чёрный пес наблюдали за этой картиной с живейшим интересом — не столько из-за позы, столько из-за того, что вокруг стойкого асфоделя произрастали одни кактусы, и они с нетерпением дожидались, когда драгоценная гостья наткнется на их иголки. Но кактусы, похоже, не желали связываться с Деметрой.

Тем более, что она нюхала их аккурат перед асфоделем.

— Во всём этом чересчур мало весны, — сообщила наконец Деметра. — Почему ты сразу мне не сказал?

Аид неопределённо пожал плечами, рассудив, что напоминать богине плодородия содержание их прошлой дискуссии значит нарываться на новую истерику.

— Не совсем понимаю, о чем ты, — покачал головой он, одной рукой поглаживая пса.

— Раньше, когда Кора выращивала цветы, они дышали молодой силой весны и рвались жить. А эти несчастные растения тоже полны жизни, но они уже умирают.

— Но ведь растения и должны умирать, — не понял Аид.

— Так может думать только Владыка Подземного мира, — поджала губы Деметра. — Как будто все на свете рождается только чтобы начать умирать и в результате попасть к тебе. Эти несчастные кактусы, они как будто уже родились старыми. Все равно что у смертных рождаются дети, которые не развиваются и не растут, а сразу начинают дряхлеть и умирать.

— Не думаю, что в сложившихся обстоятельствах это так уж и плохо для Подземного мира, — медленно произнёс Аид, — но Персефона точно не в порядке. Как, собственно, я и говорил. У тебя нет идей, как ей можно помочь?

Деметра нахмурилась. Пес тихо гавкнул в её сторону, и Владыка успокаивающе потрепал его по холке.

— Меня совсем не радует, что ты вдруг начал о ней заботиться, — выдала она после некоторых раздумий. — Сколько я тебя знаю, ты вечно якшаешься с какими-то чудовищами, — без тени улыбки заявила добрая сестричка. — Чем омерзительнее монстр, тем больше у него шансов тебе понравиться. Вот что ты делал когда был Владыкой? Собирал с поверхности всякую шваль и тащил себе в царство. Дочь Ехидны — милости просим. Горгона — добро пожаловать. Ламия? Рады вас видеть. ещё какой-нибудь ужас…

Пес лизнул Аида в лицо, отвлекая от стройных гипотез Деметры.

— Я знаю, — тихо сказал Владыка. — Но что тут поделать. Такая у нашей царицы мать.

Пес тихо заскулил.

— Я понимаю, — шепнул ему Аид. — Но ты и сам видел, что с ней случилось. Ей нужно было наверх. Она бы здесь не проснулась.

—…. потому, что ты сам — чудовище, и с кем-то нормальным тебе некомфортно….

Тихий, жалобный визг.

— Она пролежала так больше суток, и никаких изменений. Если бы я не вытащил её на поверхность, она, чего доброго, осталась бы так лежать — и все, готовь хрустальный гроб. Ну, ладно, не нужно. Ей уже лучше. Она проснулась и рвется в бой. ещё пару дней на поверхности, и можно будет вернуться.

Я там ей кое-что поручил, она как раз успеет немного отдохнуть и восстановиться до своего возвращения.

Пес лизнул ему руку и медленно растворился в дымке, поднимающейся от Коцита. Аид перевёл взгляд на Деметру, пытаясь восстановить в памяти ту часть её лекции, которую он прослушал.

—… с другими чудовищами у тебя полнейшее взаимопонимание. И если тебе понравилась моя Кора, это значит, что бедная девочка изменилась до неузнаваемости и сама стала монстром…

Владыка решил проявить заинтересованность к её бредовым теориям:

— В твою стройную теорию не совсем вписывается Левка, — глубокомысленно заметил он.

— Ах да. ещё ты настолько неразборчив в связях, что не можешь ограничиться даже своими чудовищами. Они-то хоть олимпийцев не жалуют. А тебе совершенно наплевать, кто там тебе набивается в друзья — бог, смертный, титан, чудовище или Гермес, — резюмировала богиня.

Аид тихо хмыкнул. Нельзя сказать, что эта оригинальная идея стала для него открытием — сколько он помнил, Деметра постоянно наставляла кого-то насчёт неподобающих связей — однако взаимосвязь с Левкой он по-прежнему не усматривал.

— Да не любил ты ее, придурок, — презрительно сказала богиня. — Она в тебя влюбилась, знать бы ещё с чего, а ты и рад вообразить, что тоже влюбился. Твоё сердце не способно производить любовь, так же как и чресла неспособны производить детей.

О детях Деметра, будучи богиней плодородия, судила профессионально, но любовь однозначно не была в её компетенции. Впрочем, Аид решил не вдаваться в детали и перейти к более актуальным проблемам.

— Может, закончим обсуждать мои чресла и вернемся к Персефоне, — предложил он, и Деметру явственно передёрнуло от его многообещающей улыбки. — Я понимаю, что материнские нотации способны залечить любые душевные раны, но лучше ты…

***

— Я сделаю все, что ты просишь, — всхлипнула